Табак

Димов Димитр

Макс, Стефан и Фитилек вышли из корчмы и, поплотнее запахнув пальто, направились вниз по течению реки к окраине села. На ясном небе светила луна. Ветра не было, но мороз крепчал, дышать было трудно. Приземистые хибарки зарылись в снег, оцепенев от стужи. Над селом нависла печальная ледяная тишина. Только собаки упрямо лаяли в разных его концах да уныло скрежетали цепи колодца. На западе еще алела вечерняя заря, на фоне которой отчетливо выделялась церковная колоколенка и силуэты окружавших ее голых замерзших тополей. Трое шли гуськом одни за другим, ступая по глубокому сыпучему

снегу. Когда они подошли к площади неред общинным управлением, Макс вдруг повернул направо и повел своих спутников к недостроенному зданию школы. Кирпичные неоштукатуренные стены, еще не покрытые крышей, угрюмо возвышались среди снегов, словно оплакивая тощий бюджет общины.

– Где вы оставили двуколку? – спросил Фитилек.

– У Динко, – ответил Макс.

– Гм!..

– А что?

– Дипко, по-моему, не очень надежен, – процедил сквозь зубы Фитилек.

– Это почему? – вспыхнул Стефан.

Он, как и Макс, заметил, что Фитилек что-то слишком долго не возвращался в корчму. Не то чтоб это зародило в нем какие-нибудь подозрения, но ему стало досадно, а нелепый намек па Динко превратил досаду в гнев.

Фитилек ничего не ответил.

– Почему ненадежен? – повторил свой вопрос Стефан.

– Да так!.. Все в общинном управлении торчит.

– Торчит, но собирает сведения и дело делает… А ты должен готовить выступление против браковки, но и пальцем не пошевельнул.

– Тише! – остановил его Макс – Разговоры потом.

Все трое вошли в тесный крестьянский дворик, огороженный плетнем. В глубине его светилось окошко низенького домика. Напротив домика стоял хлев, а рядом с хлевом – навес. Из забранного решеткой оконца этого хлева веяло теплом и влажным запахом навоза. Под навесом лежали дрова и сено и стояла распряженная двуколка.

Стефан, прямо по снегу, подошел к окну и, не снимая перчаток, постучал три раза. Дверь открылась, и на пороге показалась рослая фигура Динко. Он был в темно-коричневой фуфайке, меховой безрукавке и штанах из домотканого сукна. Лицо его обросло густой русой бородой, которую он уже несколько дней не брил. Холодно ответив на поклон Фитилька, он молча вошел в хлев и вывел оттуда красивую, холеную лошадь.

– Батюшки! – изумился Фитилек. – Где вы взяли такого коня?

Никто ему не ответил. Наступило тягостное молчание. Фитилек сделал вид, будто не замечает этого, и, не стесняясь, принялся насвистывать какую-то песенку, разглядывая лошадь при лунном свете и стараясь ее запомнить. Динко выкатил двуколку на середину двора. Стефан и Фитилек остались под навесом и закурили сигареты, а Макс пошел помочь запрягать.

– Он поедет с вами? – тихо спросил Динко.

– Да, – ответил Макс. – Отлынивал, но мы его заставили.

– Не позволяйте ему отделяться… Хотите, я тоже поеду?

– Нет надобности рисковать всем троим. Ты здесь делай свое дело. Я проведу собрание в Шишманове, а Стефан передаст директивы товарищам в Митровцах. Если нам удастся подготовить и выступление против браковки, успех стачки обеспечен.

– А что делать с Фитильком?

– Не давать ему больше никаких поручений да припугнуть как следует, чтобы молчал.

– Только и всего? – разочарованно возразил Динко.

– А ты чего хочешь? – резко спросил Макс.

– Шею ему свернуть как-нибудь вечером.

– И думать не смей!

Динко сердито взнуздал лошадь. Ему казалось, что городские товарищи зря канителятся. «Интеллигентская чепуха», – подумал он, забыв, что сам уже стал интеллигентом.

– Динко! – прошептал Макс.

– Что?

– Мы должны бороться беспощадно, но подлинный коммунист посягает на жизнь человека только в том случае, когда нет другого выхода.

– Он готов нас предать, – тихо проворчал Динко. – Может быть, уже предал.

– Этого мы не знаем наверное.

– А что толку, если узнаем после того, как произойдет провал?

– Тогда наши товарищи будут его судить.

Динко не ответил. Обойдя вокруг лошади, он подтянул потуже ремни подпруги, застегнутые Максом слишком свободно.

Макс, Стефан и Фитилек сели в двуколку.

Попетляв по кривым сельским уличкам, они выехали на шоссе, ведущее в Шишманово. Лошадь помчала двуколку ровной рысью. Вокруг простиралась пустая и безмолвная равнина, покрытая снегом. Только два ряда тополей да колеи на снегу показывали, где дорога. Далеко впереди отчетливо выделялась в прозрачном ледяном воздухе облитая лунным светом цепь холмов, которую надо было пересечь, чтобы попасть в Шишманово.

– Нигде ни души! – с неудовольствием проговорил Фитилек.

– А ты боишься? – спросил Стефан.

– Только волков.

– Не робей. У нас пистолеты.

Фитилька охватила смутная тревога. Ему почудилось, будто Стефан говорит как-то слишком многозначительно. Он повернулся сперва к Максу, потом к Стефану. Тюковщик правил, глядя прямо перед собой. Лицо его было спокойно, но казалось каким-то зловещим. Голова с густой рыжеватой шевелюрой равномерно покачивалась от тряски. В углу рта торчала погасшая сигарета. Свежее юношеское лицо Стефана было красиво, но в глазах его таилась насмешливая враждебность.

– Ты что? – спросил он, встретив взгляд Фитилька.

– Ничего! – ответил кассир бодро, словно старался набраться смелости. – Скоро приедем… Рукой подать!

– Приедем и дальше поедем, – сказал Стефан.

– Как! – воскликнул Фитилек.

– Оставим Макса у товарищей в Шишманове, а сами поедем в Митровцы.

– Но я-то тебе зачем?

– Просто так. Для компании.

– Ты с ума сошел!.. Камни от холода трескаются, а туда по ущелью ехать.

– В такое время коммунистам путешествовать всего безопасней, – заметил Макс. И тихо засмеялся.

– Но в Митровцах я никого не знаю. – В голосе Фитилька звучал панический страх. – Какая там от меня будет польза?

– Поищем Цветану. Теперь в университете каникулы, и она, наверное, приехала в деревню… Ты меня свяжешь с ней.

Кассир задумался.

– Послушайте, – начал он немного погодя, – я не могу ехать в Митровцы… Я одно время ухаживал за Цветаной. Мне неудобно…

– Это пустяки.

– И потом, я болен! – добавил Фитилек. – Честное слово! Вчера свинью резал… и простыл.