Табакерка императора
Шрифт:
Когда погас луч маяка, Ева была уже так спокойна, будто происходящее ее и не касается. Опускаясь в предложенное мосье Гороном кресло, она учтиво кивнула Елене, Дженис и дяде Бену. Она улыбнулась Тоби. Затем она обратилась к Дермоту.
— Я не сомневалась в вас, — сказала она. — Даже когда дела пошли совсем плохо, когда они стучали кулаками по столу и орали «Assassin, confess» [11] . — Тут она невольно засмеялась. — Я знала, что вы неспроста просили меня говорить то, что я говорила. И даже тогда я не то чтобы усомнилась
[11] Признавайся, убийца (франц.).
— Да, — сказал Дермот. — То-то и беда.
— Беда?
— Оттого-то и вышла вся эта дичь. Вы доверяете людям. Они это знают. И этим пользуются. Мне-то вы можете доверять; но это к делу не относится. — Дермот оглянулся. — Теперь я сам веду допрос с пристрастием. Вряд ли он будет приятен для ваших ушей. Итак, продолжим?
Глава 18
Кто-то скрипнул ножкой стула по линолеуму.
— Да, продолжайте, — буркнул мосье Вотур.
— Я дал беглый обзор событий в день убийства. Их значение трудно переоценить. К ним приходится возвращаться снова и снова. Я дошел до того, как ваша компания, — Дермот глянул на Тоби, — вернулась из театра в одиннадцать часов. Вы оставили свою невесту у ее порога и присоединились к своим. Ну а потом?
Дженис Лоуз подняла на него озадаченный взгляд.
— Папа спустился, — ответила она, — и показал нам табакерку.
— Так. Мосье Горон мне вчера сказал, — продолжал Дермот, — что полиция наутро после убийства забрала осколки, и после недели упорных трудов их удалось склеить.
Тоби выпрямился на стуле, откашлялся, и лицо его просияло надеждой.
— Склеить? — эхом повторил он.
— Она теперь немногого стоит, мосье Лоуз, — предупредил префект полиции.
По знаку Дермота следователь опять выдвинул ящик стола. Осторожно, словно опасаясь, что он рассыплется или растает у него в руках, мосье Вотур протянул Дермоту какой-то мелкий предмет.
Сэр Морис Лоуз тут бы не обрадовался. Упав на императорскую табакерку, луч маяка погрузился в глубины розового агата, сверкнул крошечными бриллиантиками цифр и стрелок и заиграл золотом корпуса и мнимого шпенька. И тем не менее все вместе выглядело тусклым и (если можно так выразиться) липким, будто табакерку в чем-то выпачкали. Дермот показал табакерку Лоузам.
— Ее склеили рыбьим клеем, — пояснил он. — На такой работе и ослепнуть недолго. Теперь она не открывается. Но вы ведь видели ее, когда она была новая.
— Да! — ответил Тоби, ударив себя кулаком по коленке. — Мы видели ее, когда она была новая. А что?
Дермот отдал табакерку мосье Вотуру.
— Вскоре после одиннадцати сэр Морис Лоуз поднялся к себе в кабинет. Его задело, что новое приобретение не встретило у членов его семьи особого восторга. Остальные — так я полагаю? — отправились спать. Но вам, мистер Лоуз, не спалось. В час ночи вы встали, спустились в гостиную и позвонили Еве Нил.
Тоби, кивая в знак согласия, украдкой бросил взгляд на Еву — очень странный взгляд: как будто Тоби во что бы то ни стало хотелось что-то ей сказать, но он мучился и не решался.
Тоби теребил усики, а Ева смотрела прямо перед собой. Дермот поймал этот взгляд Тоби.
— Вы несколько минут говорили с ней по телефону. О чем вы говорили?
— А?
— Я спрашиваю, о чем вы говорили?
Тоби оторвал взгляд от Евы.
— Да разве упомнишь? Погодите-ка, да, вспомнил, — он вытер рот рукой. — Мы говорили о пьесе, которую смотрели в тот вечер.
Ева легонько улыбнулась.
— Пьеса была о проституции, — вставила она. — Тоби боялся, как бы она меня не шокировала. Эта тема тогда, очевидно, не давала ему покоя.
— Послушай-ка, — Тоби дернулся на стуле, стараясь овладеть собой. — Когда мы еще только обручились, я сам тебе сказал, что я тебя не стою, — помнишь? Так неужели же ты можешь обижаться на то, что я наговорил вчера совершенно вне себя, не подумавши?
Ева не ответила.
— Вернемся к телефонному разговору, — предложил Дермот. — Вы говорили о пьесе. А еще о чем?
— Господи, да разве это важно?
— И даже очень.
— Ну… я что-то сказал про пикник; у нас на другой день намечался пикник; только он, конечно, не состоялся. Ага, и еще я упомянул, что у папы в коллекции новая побрякушка.
— Но вы не сказали, какая именно?
— Нет.
Дермот смерил его внимательным взглядом.
— Дальше я только пересказываю то, что сообщил мне мосье Горон. После телефонного разговора вы поднялись к себе и легли. Было пять минут второго. Поднявшись наверх, вы поняли, что ваш отец еще не лег, потому что заметили полоску света у него под дверью. И вы не стали ему мешать. Правильно?
— Правильно!
— Думаю, что сэр Морис не имел обыкновения засиживаться так поздно?
Елена откашлялась и ответила вместо Тоби.
— Нет. По-нашему «поздно» — это не то, что у некоторых. Морис обычно в двенадцать был уже в постели.
Дермот кивнул.
— А вы, леди Лоуз, в четверть второго тоже встали. Вы пошли в кабинет к мужу напомнить ему, что давно пора спать, и попутно попенять ему за покупку табакерки. Вы, не постучавшись, открыли дверь. Верхний свет был выключен, горела только настольная лампа. Вы увидели мужа, сидевшего к вам спиной. Но, будучи близорукой, вы не заметили ничего странного, пока не подошли и не увидели кровь.
На глазах у Елены выступили слезы.
— Неужели это необходимо? — спросила она.
— Необходимо еще кое-что уточнить, — сказал ей Дермот. — Мы можем обойти молчанием трагедию. Но факты нельзя обойти.
Послали за полицией. Мисс Лоуз и мистер Лоуз пытались перейти через дорогу и вызвать миссис Нил. Их задержал полицейский, сказав, что надо подождать комиссара.
Что же происходило тем временем? Обратимся к несравненной Ивете Латур. Ивета (по собственным ее показаниям) проснулась, когда прибыла полиция и поднялся переполох. Ивета выходит из комнаты. Вот тут-то и самый гвоздь показаний; тут уж дело пахнет гильотиной. Ивета видит мадам Нил, возвращающуюся домой после убийства. Ивета видит, как она открывает ключом входную дверь, крадется наверх в перепачканном халатике, а затем в ванной смывает с себя кровь. Время — около половины второго.