Таблетки
Шрифт:
— Ты любишь свою маму, Димочка? — вдруг спросил человек, словно услышав его мысли. — Ты оглох, что ли? Маму свою, на Садовой одиннадцать любишь, спрашиваю?
— Да, — сказал Митя.
— Это ты правильно делаешь, — ответил человек и снова затянулся кальяном, делая большие паузы. — Вот и я… свою маму… люблю. Хотя она… сложный человек… как ты уже видел…
— Я правильно понял, что это ваша мама… — начал Митя, но человек предостерегающе поднял ладонь.
— Когда я говорю, Димочка, все молчат, — объяснил он. — Когда я задаю вопрос, отвечают. Если понял меня — кивни.
Митя торопливо кивнул. «Вот я и попал на космодром…» — подумал он.
— Моя мама человек слоооожный… — снова протянул босс. — И всегда была слооожной… И к старости стала совсем слооожной… Она тебе рассказывала, будто сын у нее бандит… будто я ее мучаю… квартиру забрать мечтаю… в дурдом ее прячу… будто мужа ее, отца родного, я в могилу свел, а он был великий художник…
— Скрипач, — поправил Митя и сам испугался, что открыл рот без разрешения.
— Скрипач? — удивился человек с морщинистым лицом. — Теперь она уже так рассказывает? Ну, пусть скрипач… — Он задумчиво пожевал губами. — Но я ее все равно люблю, свою маму. Никого не люблю, а ее люблю, понимаешь, Димочка?
Митя кивнул.
— Я в город ее перевез из поселка. Квартиру ей купил огромную. Врачей лучших нашел. На иностранных курортах по полгода проводит. Ни в чем забот не знает. А все у нее враги, все ей должны, и все мечты — родному сыну нагадить. Где ты ее вообще встретил?
— На бульваре подошла сама, познакомились…
Человек задумчиво молчал.
— Осторожней надо знакомиться, Димочка, — произнес он наконец. — Можно так познакомиться на всю оставшуюся жизнь, что не отмоешься от проблем… Что мне с тобой делать, наследничек ты мой жадный?
— Я не жадный, — обиделся Митя. — Мне ничего не нужно. Хотите, я напишу отказ от наследства?
Человек задумчиво кивнул:
— Это уж точно напишешь. Все уже готово. Готово у нас? — Он вдруг щелкнул пальцами.
Мите сунули распахнутую красную папку с нотариальной бумагой, в руку вложили авторучку.
— Позвольте! — сказал Митя, глянув на строчки. — Это не отказ от наследства! Здесь написано, что я после своей смерти завещаю все свое имущество какому-то Валерию Пораженскому!
Его грубо пихнули в бок, чтоб молчал.
— Ему не нравится… — проскрипел человек в пространство. — А как ты хотел, человек с бульвара? — Он принялся сверлить Митю бесцветными глазами. — Ты хотел, чтобы я травмировал больную маму, таскал ее по нотариусам, заставлял нервничать, переписывать завещание, меня ненавидеть? Или ты хотел, чтобы ее диагноз «шизофрения» подтвердили официально, и все ее сделки стали недействительными?
— Ну, это было бы логичней… — сказал Митя.
— А мы с тобой живем в нелогичном мире, Димочка, — задумчиво произнес страшный человек, снова затягиваясь. — Ведь у меня на родную маму давно записан весь мой бизнес, все рестораны, заводы, даже аэропорт. Догадываешься почему?
— Потому что вы любите маму, — догадался Митя.
— Это ты хорошо сказал, — согласился человек. — Но еще потому что я депутат Заксобрания. И мне нельзя иметь свой бизнес. Всем можно, а мне нет. Это логично, Димочка? И если с ней что-то случится… ты хотел отжать у меня аэропорт?
Митя решительно помотал головой.
Человек с кальяном сделал усталый жест рукой — мол, подписывай.
Митя поднял авторучку и снова опустил взгляд в текст.
— Постойте, а если вдруг со мной что-то случится… — начал он, но договорить ему не дали.
Громила в костюме, стоявший справа, не выдержал — он больно толкнул Митю в бок и прохрипел ему прямо в ухо:
— Да подписывай уже, гондон!
Воцарилась тишина. Громила, похоже, сам испугался и теперь старался не дышать.
— Оу… — слабым и усталым голосом протянул человек на диване. — Рустамчик, что я слышу опять?
— Виноват, Валерий Палыч, вырвалось! — прохрипел громила испуганно.
— Кто тебе сейчас слово давал, Рустамчик? — Человек на диване разочарованно потеребил в пальцах мундштук кальяна. — Я же тебе объяснял: когда говорю я, все молчат. Объяснял?
Рустам молча кивнул, да так и остался с наклоненной головой.
— Я же тебе объяснял, — неспешно продолжал человек на диване, — что за каждое бранное слово Богородица на три года отступается. Объяснял?
Рустам снова кивнул — его голова теперь совсем наклонилась, будто он разглядывал ковер под ногами.
— И теперь, в моем небоскребе… в моем кабинете… Богородица не появится три года? А ну, подойди ко мне… — ласково велел человек.
Сгорбившись как старик, громила вышел из-за митиной спины и подошел к дивану на негнущихся ногах.
— Встань на колени, Рустамчик, и скажи: прости меня Богородица.
— Простите меня, Богородица! — с чувством прохрипел Рустам, опускаясь на колени перед диваном.
Не меняя позы, маленький человек вдруг схватил кальян и со всей силы долбанул им Рустама по склоненной голове. Силищи он был неимоверной. Во все стороны брызнула вода и осколки стекла. Рустам мешком повалился на бок.
— Бог простит, — спокойно подытожил человек на диване, не меняясь в лице. А затем перевел взгляд на кого-то за спиной Мити: — Павлик, скажи Михал Иванычу, чтобы Рустамчика повоспитывал и перевел в наружку. Чтоб больше я его внутри здания не видел.
Митя, опомнившись, торопливо поднял авторучку и поставил подписи всюду, где была галочка. Все его данные, включая паспортные, уже оказались пропечатаны на листах.
Громила стоявший справа, вынул папку из его рук.
На миг воцарилась суета — вбежали какие-то люди и унесли постанывающего Рустама, прибежала женщина в сером халате и проворно собрала осколки кальяна в пакет. Кто-то из громил тем временем шагнул к дивану, что-то вполголоса сообщил страшному человеку. Про Митю словно все забыли, но в какой-то момент он обнаружил, что в кабинете снова тишина, и страшный человек в упор его разглядывает.