Табор уходит в землю
Шрифт:
Так продолжалось в течение нескольких секунд. Наконец Яшке удалось справиться с собой. Как во сне он поднял пистолет. Казалось, это длилось целую вечность. Он нажал на спусковой крючок, когда ствол оружия еще смотрел в землю. Первая пуля ушла в щебень дорожки. Яшка как заведенный нажимал и нажимал на спусковой крючок, сбивая выстрелами камешки и ветки кустов. Вероятно он так и не попал бы в свою живую цель, но Умар тоже вышел наконец из оцепенения и рванулся бежать. Споткнувшись, он упал и угодил под очередной выстрел.
Последнюю пулю Яшка всадил уже в мертвое тело. Он швырнул разряженный пистолет в густую траву, повернулся и бросился
Яшка не знал, что своей ошибкой спас себе жизнь, так как Ибрагим получил от Папы точные инструкции. Тело убийцы Умара Керимбаева должны были найти неподалеку от его жертвы. По сценарию во время бегства Яшка должен был неловко упасть и свернуть себе шею.
— Ладно, — сказал Папа Ибрагиму, когда Яшка добрался до его дома. — Раз так карта легла, пусть пока поживет.
В охотничий домик Крюков и Олег поехали на двух машинах, так как Олегу нужно было наутро вернуться в город для заключения договора. Крюкову же машина также могла понадобиться в любой момент.
Они с полчаса двигались по шоссе, затем свернули на грунтовку, которая, в свою очередь, скоро перешла в разъезженный проселок. Дальше дорога пошла лесом. Здесь скорость пришлось сбросить до минимума. Вскоре они выбрались на берег небольшой реки, чуть дальше впадавшей в озеро довольно приличных размеров. Дорога упиралась в крепкие ворота. За высоким забором лаяли собаки и возвышалось двухэтажное бревенчатое строение.
— Ну вот и добрались, — сообщил Олег, вылезая из машины.
Пока комендант базы отдыха — он же сторож, банщик и прочая, и прочая — растапливал баню и разжигал березовые угли в шашлычном мангале, Олег повел гостя искупаться в удивительно теплой для конца лета воде.
Окунувшись и поплавав, оба выбрались из лесной тени на освещенное солнцем место. Крюков оглядел из-под руки заозерные дали и тихо застонал.
— Ты чего воешь? — поинтересовался Олег.
— Ты только посмотри, лепота-то какая! — восхищенно вздохнул Крюков. — Вот она, настоящая посконная Русь!
Ротный усмехнулся.
— Может исконная? Все равно ты лишку хватил, это я тебе как бывший учитель истории говорю. Здесь, за Волгой, Руси не было. Россия — да, была. А Русь на Оке кончалась. Но и у нас места знаменитые. Тут ведь когда-то монголо-татарское иго сбросили.
— Разве? — удивился Крюков. — Его же то ли в Куликовской битве, то ли где-то на Угре скинули.
— Ерунда это все, — авторитетно заявил ротный. — На Куликовом поле до сих пор никаких материальных следов — костей там или оружия — так и не нашли. А здесь копни поглубже — череп найдешь, наконечник стрелы или обломок сабли. К тому же через два года после Куликовской битвы хан Золотой Орды, Тохтамыш, Москву сжег, а на Дмитрия Донского снова дань наложил. А через сто лет все монголо-татарское иго само вдруг взяло и рухнуло. С чего бы это?
— Сложный вопрос, — признался Крюков. — Без бутылки здесь точно не разобраться. Так что тут за битва была?
— Про Тимура слыхал? — спросил ротный.
— И про Тимура, и про его команду, — заверил Крюков.
– Так вот, этот Тимур здесь того самого Тохтамыша разбил, а потом и Золотую Орду с асфальтом сравнял. После этого она ослабла и распалась помаленьку. Ну, пошли, что ли? О чем задумался?
Крюков посмотрел на бывшего командира глазами человека, только что открывшего для себя истину.
— Вот где настоящая жизнь, а не в этих бетонных протухших джунглях, — убежденно сообщил он. — Знаешь, надоела мне эта стрельба, драки, насилие всякое. Брошу-ка я все, на хрен, и подамся в фермеры. Буду сено косить, цветы нюхать. Что улыбаешься? Не веришь?
Ротный покачал головой.
— Нет, почему же, верю. Ты и не на такую глупость способен. А улыбаюсь потому, что вообразил тебя на секунду в роли мирного поселянина. Пейзанец, блин. Посмотрел бы ты на себя со стороны. Юлька говорит, что ты — вылитый Антонио Бандерас. Так вот, представь себе, стоит на холмике этакий типичный латинос, небритый знойный мачо в косоворотке. Глядит вдаль, обут в лапти, в руках вострая коса, а за плечами котомка с харчами, из которой торчит бутыль с молоком и перышки зеленого лука. Это ты и есть. Типичный российский крестьянин образца двадцать первого века. Кстати, сенокос уже закончился. Можешь заняться обмолотом зерновых. У меня где-то дома на антресоли старые нунчаки завалялись. Могу презентовать.
— Тьфу! — с негодованием плюнул Крюков. — Взял и все опошлил.
И они принялись одеваться.
После бани за рюмкой водки и шашлыком из молодого барашка Крюков расспросил наконец друга о его делах.
— Дела пока нормальные, — признался Олег. — Я тут с другом несколько заправок купил. Видел может? "ОИЛ-ПЕТРОЛ". Осин Илья и Петров Олег.
— Не только видел, но и заправился сегодня утром, — ответил Крюков. — Кстати. сынка вашего мэра я именно там и отоварил.
— Забудь об этом, ты приехал отдыхать, — напомнил ему Олег. — Еще пару ресторанов прикупил, шашлычную возле рынка.
— Там я тоже немножко наследил, — обрадовал его Крюков. — Но все так, по мелочи. — А ты знаешь, что в "Центральном" ваш местный авторитет — Папа, что ли — настоящую бойню устроил?
— Я в курсе, — нахмурился Олег. — Но это дело не мое. Наши менты с Папой крепко повязаны. А мэр всех покрывает. Я в их разборки не влезаю. И тебе не советую, себе дороже выйдет.
— А кто такой этот Папа? — спросил Крюков.
Олег скривился как от зубной боли.
— Редкостный козел. У него тут все схвачено. Банда у него сборная — цыгане, славяне, кавказцы. Сам — то ли еврей, то ли грузин. А, может, тоже из цыган.
— Он у них за барона, что ли?
— Вроде того, — согласился Олег. — Собирает отверженных отовсюду. Таких отморозков, которых свои же выгнали или кто сам из родного табора, с зоны или из армии сбежал. Они за него в огонь и воду. Помощник у него — Ибрагим — настоящий головорез. Говорят, в Чечне его сам Хаттаб зарезать обещал за беспредел и жестокость, так он к Папе подался, за палача у него работает.
— И где же они все обитают?
— На "Чертовом Таборе". Это поселок такой на горе за городом. Его здесь в войну наши немцы заключенные построили, потом сами же здесь и жить остались. Там на горке немецкая кирха раньше стояла, а сама гора "Фавор" называлась. На немецкий лад она как "Табор" звучит. Папа на том Таборе и окопался. Из немцев, кто там жил, все в Германию уехали от такого соседства, а кто остался, тех просто убили. С тех пор это место "Чертовым Табором" и кличут.