Таежное золото
Шрифт:
– А ей-то зачем? – не понял Генка.
– Вот и мемуарист подумал – зачем? – кивнул Семигин. – Любовь, конечно, штука сильная, но чтобы в тайгу, по зверью и бездорожью гнаться за чекистами, которым нечего терять… Кто она такая? А Илья Кольцов кто такой? Не смотрелись эти двое в компании. В общем, не буду ходить вокруг да около. – Семигин плеснул себе в стакан, как последний эгоист, осушил залпом: – Почему я, собственно, опоздал? Общался с одной прекрасной девушкой сорока пяти лет – она трудится в нашей редакции в информационно-архивном отделе. Звонок в Иркутскую картинную галерею, где народ доселе любуется собранными Шалимовым творениями, беседа с тамошним архивариусом… Из всей родни на белом свете у Павла Афанасьевича Шалимова в 18-м году осталась сестра Анастасия Афанасьевна.
Загалдели все разом. Да, интересно, и почему бы не допустить, что бесценная коллекция, выручку от продажи которой планировали пустить на нужды молодой Советской республики, действительно не сгинула в тайге? Генка гремел посудой, махал руками. Семигин доломал-таки подлокотник и уселся Чесноковой на колени. Алла Микош выбралась из надоевшей меланхолии и превратилась в смышленую барышню с разыгравшейся фантазией. Больше всего ее почему-то беспокоило: сколько может стоить коллекция? Максим пытался остудить пыл.
– Позвольте, дорогие мечтатели-практики, – возмущался он, – такое ощущение, будто я разговариваю с задницами! Во-первых, не одни мы такие догадливые, всю тайгу на север от Турова давно прочесали с металлоискателями, спотыкаясь о черепа людей и лошадей. Во-вторых, места там глуховатые, а нынче – и подавно, поскольку те края никто не осваивал и строительств не вели. Десятки тысяч квадратных километров непроходимой чащи! Обиталища диких староверов и прочей сомнительной публики! В-третьих, неизвестно, как долго продолжалась погоня и чем она, собственно, кончилась. В-четвертых, потрепанные чекисты могли оторваться от погони, доставить коллекцию по назначению товарищу Менжинскому (что, понятно, не афишировалось) и пустить ее на нужды молодой Советской республики. Сбывать могли и по частям. В-пятых, непонятно, зачем Семигин замутил эту историю с «девушкой сорока пяти лет», если задание у них совсем другое. В-шестых, не пора ли прекратить эту пустопорожнюю болтовню и заняться наконец делом? Почему бы не выпить, в конце концов?..
Последнее предложение было кстати. Выпили все и как-то разом приумолкли, погрустнели. Алла задумчиво катала по тарелке соленый шампиньон. Чеснокова нервно распускала косички, как бы намекая, что пора и баиньки.
– Да ладно, – тяжело вздохнул Семигин, – это я так, подурковал. Интеллектуальная разминка. Адреналин, все такое. Понятно, что мы – дети большого города, и шанс найти сокровища у нас примерно такой же, как дожить до полтораста лет.
Завершение буйного вечера отложилось в сознании смутно. Про сокровища забыли, домашнее задание тоже не вспоминали. Семигин – автор идеи, вот пусть и ищет свою потерянную рукопись, а остальные должны думать, на какие шиши поить его до Нового года. Генка мешал мартини с «Софьей Андреевной», пьяно уверяя, что этот коктейль напоминает разведенный яд щитомордника каменистого (где он пробовал эту дрянь, неизвестно). Чеснокова непослушными руками распускала вторую косичку. Алла Микош решила наклюкаться и никуда не уходить – спросила, где тут можно попудрить носик, выпила на посошок и пропала. Двоился и троился Семигин, которого к полуночи разбило на хавчик, и он сметал со стола все, что не уронил…
Он смутно помнил, как Семигин на рассвете тряс его, шептал, что он все еще пьян, скоро рассвет, дела требуют, и не хочет ли Максим закрыть за ним дверь, а то она, зараза, не закрывается?
– Ну куда ты собрался? – бормотал он, воюя с тапками. – Темно еще…
– Люблю гулять по темным городским улицам, – вздыхал
– Не забывай, – бормотал Максим, запирая за приятелем дверь, – чем больше жидкости залито в тело, тем больше у тела неприятностей…
Он с трудом проделал обратный путь до спальни. Утро было страшным. К мигрени и горечи во рту добавилось неясное беспокойство. Он лежал в своей постели. Под ворохом белья распростерлась обнаженная Алла, олицетворяя поговорку «стели бабе вдоль – она поперек ляжет». Один глаз у Аллы был приоткрыт и наблюдал за партнером. Второй – безмятежно спал.
– Смотришь? – прошептал Максим, мучительно вспоминая, а что же было до того.
– Смотрю, – прошептала Алла. – Одухотворяю твое тело.
– Ты его еще разумом надели…
Отворилась створка в памяти. Кадр, как Алла с томными вздохами теряет пуговицу за пуговицей, а он бормочет, что в доме обязательно найдется иголка с ниткой, но не сейчас… Максим переложил девушку поудобнее – она прильнула к его плечу и засопела в шею. «Значит, не бузил», – с облегчением подумал Максим.
– Я не опозорил высокое звание офицера и студента?
– Практически нет, хотя и пытался, – она приподнялась, отдавив ему плечо, и посмотрела насмешливыми зелеными глазами: – Место для спиртного в тебе еще оставалось. Но ты сказал, что пить не будешь, и выбросил бутылку в форточку.
– Недоперепил, – догадался Максим. – Не обращай внимания. Вообще-то я тихий…
– Неправда. Ты громил какие-то поместья, вешал красных на каждой осине… но это не важно. Потом ты занялся другими вещами.
Он взял ее симпатичную мордочку в ладони и поцеловал. Одногруппница замурлыкала. «Наверное, так и бывает, – подумал Максим, – цепляет ямочка на щеке, а жениться приходится на полной «базовой комплектации».
– Поспи еще немного.
Он выбрался из кровати и побрел выяснять подробности вчерашнего. Но ноги повернули в другую комнату, где имелось старенькое ЭВУ с гордым именем «Прометей», RV-модем и возможность выхода в международные сети ГлоС (Global Communication). Страну еще не захлестнуло повальное на Западе увлечение – сибиряки предпочитали общаться вживую, а информацию добывать из печатных изданий, но у многих эта зараза в доме уже стояла и грабительски вымогала деньги. Народ бродил по Сети ночами, качал всякую ерунду, заводил коннектуальные знакомства. У соседа восьмилетний ребенок получил доступ к отцовской кредитке и проигрался в онлайн-казино. Засасывало, как наркотик. Даже Максиму на днях пришлось познать истинную цену общения – когда в почтовый ящик бросили счета за ГлоС и телефон с какими-то ошарашивающими цифрами.
Он морщил лоб под прерывистое гудение, пытаясь вспомнить, как же назывался сайт, о котором говорила Алла. «Чудеса света, не дожившие до наших дней»? Отстучал в строке поиска. Машинка долго думала и безрадостно сообщила: «Сайт закрыт по техническим причинам». Не судьба.
Он отправился дальше – поднимать Чеснокову с Генкой и вышвыривать их из квартиры. В родительской спальне никого не было. В гостиной какой-то Плюшкин свалил в кучу посреди комнаты: потертые тексы (техасские штаны) в количестве двух штук, рубашки с майками, носки, часы, граненый стакан с водкой, где нашли свою погибель несколько мошек. Генка позаботился о похмелье. Чеснокову с приятелем он нашел в ванной: попробуй догадайся, почему их тут разморило. Оба лежали в холодном корыте – голые, мятые и уже шевелились и стонали. Чеснокова с вечера наносила на Генку поцелуи, забыв стереть помаду, и Генка был наполовину красный.
– Супер, – восхитился Максим. – Надеюсь, помылись? Держи, – он стянул с крючка махровое полотенце и швырнул Чесноковой, чтобы прикрыла свои прелести.
– Мамочка моя, да что же это такое… – в ужасе бормотала Чеснокова, – почему мы здесь?.. Генка, у меня каждый суставчик болит… – потом у нее случилось затруднение речи – забыла, что хотела сказать, стала беззвучно открывать и закрывать рот.
– Мы, кажется, здесь что-то отправляли… – прохрипел Генка, ощупывая опухшее лицо.
Максим развеселился.