Таежный гамбит

Достовалов Юрий

Все опять помолчали. Негромко Татарцев спросил:

— Ваше превосходительство, но ведь в любом случае арест командира — с точки зрения воинской дисциплины — вещь, абсолютно недопустимая, вполне в духе так ненавистного вам семнадцатого года…

— А кто вам сказал, ротмистр, что случится арест командира? — Мизинов загадочно улыбнулся, глядя поверх голов офицеров, куда-то в пустоту.

5

На следующее утро, еще до рассвета Острецов велел расставить орудия на разных концах села. А когда взошло солнце, послал Пшеничного к белым.

На этот раз комиссар вырядился еще экстравагантнее: нацепил концертную фрачную пару, а поверх нее накинул на плечи старую николаевскую шинель [77] . На ветру пелерина колыхалась, а Пшеничный театрально, небрежным движением забрасывал ее назад.

77

Николаевская шинель — шинель с широким, до талии, воротником в виде пелерины.

— Посмотрите, ротмистр, — обратился Худолей к Татарцеву. — И это господа победители?

И не успел Татарцев отреагировать, как Худолей скинул с плеча винтовку, приложился и выстрелил. Пшеничный опустил поводья, взмахнул руками и тяжело, мешковато повалился под копыта лошади. Ветер развевал пелерину его шинели, лошадь замешкалась и переступала ногами, дергая головой и отжевывая удила.

— Напрасно вы так, полковник, — подошел к ним Мизинов. — Теперь и впрямь выхода нет, как принимать бой. Вы погубили то, что еще можно было спасти…

— Лично я пришел сюда, чтобы воевать! — резко огрызнулся Худолей, сверкнув глазами.

— Не забывайте, полковник, что командир пока что я, — невозмутимо парировал Мизинов и крикнул:

— Прекратить стрельбу!

Офицеры послушались и стояли, напряженно всматриваясь вдаль. Со стороны красных некоторое время была тишина. Потом ее прорезали выстрелы пушек. Снаряды стали рваться посреди села, а потом появились наступающие цепи. Они были густы, все росли и росли на глазах, приближаясь к селу. Офицеры, забыв о приказе генерала, залегли в укрытия и вскинули винтовки. Когда появились густые цепи красных, обстрел прекратился. Мизинов посмотрел в бинокль и громко повторил:

— Они нас сомнут. Кровопролитие бессмысленно. Приказываю сложить оружие!

Худолей дерзко взглянул на Мизинова и скомандовал:

— Ого-о-нь!

Как и предполагал Мизинов, послушали не его, а Худолея. Залпом огрызнулись четыре сотни винтовок. «Какие же они все-таки самоотверженные люди, — подумал Мизинов. — И как я их люблю за это! Попробуй спаси их, когда они сами так и рвутся на смерть!»

Красные ускорили шаг, стремительно приближаясь к селу. На правом фланге наступающих бежал Файхо с группой бойцов. Он еще с вечера прокрался к окраине села и высмотрел укромный лог, по которому можно было незаметно прокрасться к штабной избе. Сейчас он бежал туда и увлекал за собой едва поспевавших за ним красноармейцев. Когда канонада усилилась и белые вжались в укрытия глубже, он беспрепятственно шмыгнул в овражек и кивнул оттуда догонявшим. Осмотрелся и кивнул головой в центр села: туда! Десять человек крадучись стали продвигаться к заветной цели Файхо.

А снаряды рвались все гуще и гуще, взрывали землю и засыпали ею глаза оборонявшихся. Ничего не было видно, и выведенный из терпения Брындин выпрямился и поднял окружавших его офицеров в атаку. Но они не пробежали и полусотни метров, как столкнулись с наступавшими и были подняты на штыки.

Внезапно все стихло. Пелена земли осела, и офицеры увидели, что красноармейцы плотной стеной стоят метрах в ста перед ними. Вдруг стена эта разомкнулась, и вперед вышел невысокий человек в военном кителе без погон. Офицеры тоже поднялись и встали напротив красноармейцев.

— Господа офицеры! — прокричал военный в металлический рупор, которым снабдил его Острецов. — Я начальник штаба отряда бывший штабс-капитан царской армии Неклюев. В отличие от вас, не был одурманен буржуями и японскими интервентами. Я честно служу моей родине. Уверяю вас, что каждому грамотному офицеру найдется место в рядах новой армии страны советов. Видите, я стал начальником штаба. А до этого воевал на колчаковском фронте. Не творите безрассудства! Сложите оружие! Село под прицелом артиллерии. Сохраните жизни свои и своих товарищей!

— У нас товарищей нет! — огрызнулся Худолей и оглянулся назад.

Мизинов стоял на крыльце штабной избы и в упор смотрел на заместителя.

— Полковник, будьте благоразумны, — спокойно, но настойчиво проговорил он. — Вы погубите людей. Приказываю сложить оружие!

— … гарантирует вам достойную службу и хороший продовольственный паек, — продолжал оратор. — Открыли двери советские военные академии… Каждый сможет учиться и принести пользу родине…

Худолей подошел к крыльцу.

— А вы… как же вы, ваше превосходительство? — выдавил он дрожащим голосом, в котором впервые за последнее время просквозили теплые нотки. Полковник напряженно, в упор всматривался в глубокие глаза Мизинова.

Генерал помолчал немного, потом словно опомнился и тихо произнес:

— Об этом я вам говорил давеча. Никому не запрещается сделать свой личный выбор…

Худолей, не отдавая чести, медленно повернулся и зашагал к офицерам. Подойдя к ним, он раздвинул их ряды и громко крикнул оратору:

— Прекращайте демагогию! Мы складываем оружие!..

… Внимательно наблюдая из-за ограды за штабной избой, Файхо видел, как разговаривали Мизинов и Худолей, как полковник вернулся к своим, а генерал вошел в избу. Стремительным прыжком Файхо перемахнул через изгородь и бросился к штабу. Подтянулся к окну, заглянул между приоткрытых створок, повиснув на цепких руках. Он видел, как Мизинов подошел к столу, собрал какие-то бумаги, мелко разорвал их, бросил в ведро и поджег. Яркое пламя осветило комнату. Мизинов посмотрел на икону Богородицы, перекрестился и потянул из кобуры револьвер. Проверил барабан, взвел курок и поднес наган к виску…

Резким ударом Файхо толкнул створки окна и выстрелил. Растерявшийся Мизинов выронил наган, левой рукой схватился за правое плечо. Файхо спрыгнул с подоконника, кинулся на него, сбил с ног и взгромоздился сверху. В окно уже влезали красноармейцы.

… Услышав выстрел и решив, что Мизинов застрелился, Худолей, смотревший, как угрюмые офицеры складывают винтовки в кучу, вдруг внезапно крикнул в полный голос:

— Господа офицеры, его превосходительство застрелился! Я отменяю его приказ! В штыки, господа!