Тафгай 2
Шрифт:
И ещё одну вещь я не люблю — не выполнять данные обещания. Хотя такое и случается по разным, часто независящим от меня причинам. Вот и сейчас, сижу здесь в ресторане гостиницы «Москвы», как и обещал одному очень уважаемому мной человеку и терплю. На сцене гремит популярными зарубежными ритмами советская эстрада, лампы с абажурами какие-то стоят между столиков, а высоченные гранитные колонны подпирают живописный, как в храме потолок.
— Здорово ты против нас в третьем туре сыграл, — сказал, заказав сладкий десерт, Константин Борисович Локтев. — Тарасов до
Про Константина Локтева я кое-что читал. Так для общего хоккейного развития. Олимпийский чемпион, чемпион мира, крайний нападающий, который успел поиграть ещё в одной тройке с Бобровым. Сейчас второй тренер у московских армейцев. Встретил меня перед игрой в своём крохотном дворце спорта ЦСКА, где мы только что влетели «Динамо», и пригласил на ужин. Если бы знал, что проиграем, то точно бы отказался.
— И поражение обидно, а ещё обидней то, что вторая дисквалификация у меня ни за что, — ответил я, допивая настоящим бразильским кофе после шикарного фирменного фрикасе. — Ладно, приятно было с вами пообщаться. Севе Боброву передам привет.
— Подожди, — Локтев зачем-то снова открыл меню и что-то в нём стал высматривать. — Есть такое предложение, а не перейти ли тебе в ЦСКА. Понимаю посреди сезона — это почти невозможно, но у Министерства обороны большие возможности. Звание тебе дадут. Квартира в Москве, машина почти все вопросы быстро решим. А самое главное скоро Олимпиада, в сборную попадёшь.
— Отличное тут фрикасе, — ухмыльнулся я. — И кофе отменный. А я всё сижу, ем и жду, когда начнётся же «Сватовство гусара». Дождался.
— Что согласен? — Симпатичная компанейская улыбка озарила лицо Константина Борисовича.
— Да! В сборную я хоть сейчас побегу, а с ЦСКА у меня разговор короткий. Играть буду против всех кроме Валеры Харламова жестко, но справедливо. — Я очень серьезно посмотрел на легендарного советского нападающего шестидесятых годов. — У меня после статьи Тарасова на вас злости спортивной накопилось — вагон! Нам скоро с канадскими профессионалами играть, которые лупить будут нешуточно всю команду, а Тарасов что сделал?
— Между прочим, Анатолий Владимирович первым ещё с Никитой Хрущёвым разговаривал по поводу игр с НХЛ в 1964 году, — обиделся Локтев.
— Знаю я эту байку, — махнул я рукой. — Якобы сам Юрий Гагарин по просьбе Тарасова во время новогоднего банкета подошёл к Хрущёву и сказал, что играть больше не с кем, всех мы разделали под орех, хотим биться с НХЛ. Так?
— Да, так, — согласился Константин Локтев.
— Тогда давай, Борисыч, посчитаем, — я стал загибать пальцы. — 54-ый год сенсационная победа на мире, 55-ый — второе место, 56-ой — Олимпийские чемпионы, плюс бонусом чемпионы мира. 57-ой, 58-ой, 59-ый — вторые места. Олимпиада 1960 года — третье место, проиграли американским студентам. 61-ый год — третье место. 62-ой не участвовали по политическим мотивам. И наконец, 63-ий год первое место, которое заняли по лучшей разнице забитых шайб! За десять лет всего три
— То есть ты категорически против ЦСКА? — Насупился Локтев. — Учти хоть в сборной и Аркадий Чернышёв главный, команду-то набирает Тарасов. Пролетишь мимо Олимпиады.
— Будущее, Константин Борисович, я вас уверяю, полно сюрпризов. — Я встал из-за стола. — Сегодня ты, как Бог решаешь, кого брать в сборную, а кого нет. А завтра твоего мнения и не спросят. Проводят на пенсию, подарив самовар, удочку для рыбалки и почётную грамоту. Так зачем же заноситься?
Глава 26
Воскресный праздничный день 7 ноября в Москве встретил участников ежегодной демонстрации трудящихся, студентов, творческой интеллигенции и физкультурников холодным ветром и мокрым снегом. Наше горьковское «Торпедо» в виде исключения пропустили на Красную площадь в ряды строго регламентированных гостей. Конечно, к самому мавзолею подойти не дали, ведь около него стройными и мощными рядами сгрудились переодетые в штатское сотрудники комитета государственной безопасности.
— Чё, мужики, закурить есть? — Я ради хохмы решил потолкаться с товарищами из органов.
— Вали на край, дылда, пока не скрутили, — вылез навстречу мелкий росточком, но видать в хорошем звании «старшой».
— Вон тот, — я указал рукой в самую толпу комитетчиков, — сингапурский шпион. Точно тебе говорю. Юстас спросил у Алекса: «У вас продаётся славянский шкаф?»
— Чё, ты сказал? — Засуетился «старшой», медленно соображая, что делать, либо ловить шпиона, либо крутить подозрительного меня.
— Я говорю, шкаф продан. Могу предположить никелированную кровать с креслОм. — Заговорщицки шепнул я.
— Я тебе сейчас такую кровать устрою! Сидоров! — Гаркнул «старшой». — Сидоров! Где тебя черти носят! Оформляй задержание, — мелкий комитетчик кивнул на меня, когда появился его подчинённый такого же богатырского телосложения, как и я.
— За что будем оформлять товарища Тафгаева, хоккеиста из горьковского «Торпедо»? — Козырнул Сидоров.
— Так ты хоккеист что ли? — Разочарованно протянул «старшой». — Бесплатный совет, не шути так больше. Мы тут самого Брежнева охраняем от посягательства империалистов. Все на нервах. Может, бахнешь с нами по чуть-чуть?
— Не, спортивный режим, завтра с «Химиком» из Воскресенска играть. — Я тоже козырнул, приложив руку к своей интеллигентской шляпе.
А парад на Красной площади неожиданно для меня начался с демонстрации военной техники и четкого чеканного шага бойцов московского гарнизона. «Что ж это они? — подумал я. — И 9 мая маршируют и 7 ноября перед мавзолеем навытяжку ходят? А сколько ещё репетируют? Наверное, им бедным и из автомата пострелять некогда. Чуть какая заваруха, парадные войска — первые кто даст стрекача, пока дети рабочих и колхозников отстреливаться будут».