Тафгай
Шрифт:
— А водка как же? — Спросил один парень, который хуже всех соображал.
— Водка? — Удивился я. — Когда прекратится воровство на кухне, с которым я сейчас буду бороться самым нещадным образом, тогда разопьём этот пузырь вместе. Время пошло!
Через три минуты куриный сюрприз, правда уже без ног, лежал в тарелке на столе нашей комнаты. Я могучими руками разломил несчастную путешественницу пополам. И не дожидаясь торжественных слов от Василька, свою половину умял в три счёта.
— Ваня, скажи, а зачем они чужое взяли? — Василий, хоть и курица вернулась в родные пенаты, был всё ещё подавлен. — Мы тут живём все на равных. Зачем воровать?
— Сложно сказать, — честно признался я. — У кого-то детская
***
В пятницу вечером, волейбольная игра с цехами сборки кабин и кузовов длилась уже целый час. Счёт по партиям был один — один, первую взяли мы 15–10, вторую они 15–12. Не летел у меня сегодня планер, планирующая подача. Зато команда в целом заметно прибавила во всех компонентах, это и приём, и подстраховка, и взаимовыручка. Толя и Коля сегодня были трезвы, как стёклышки. Либо одумались, либо дорожили своей хиповской шевелюрой. Отец большого семейства Валера в игре был привычно надёжен и хладнокровен. Студенты ПТУ, Миша и Кирилл, которых с моей подачи прозвали Кирилл и Мефодий, нехватку мастерства компенсировали самоотверженностью. Кирилл уже по разу успел, спасая мяч, удариться в стену спортзала, и в скамейку у бровки. А Мефодий ушиб руку о железную стойку, к которой крепилась волейбольная сетка. Кстати, болельщиков во второй игровой день заметно прибавилось. Кроме заполненного балкона они сидели и на скамейках по краям игрового поля. На одной из таких скамеек ближе к сетке болел за нас физорг Самсонов с дочерью, которая безотрывно поедала меня своими большими глазами.
— Счёт 10–10, подача команды цехов сборки, — меланхолично произнёс судья на лестнице стремянке.
«Хорошая у соперника подача», — подумал я, когда мяч по пологой дуге просвистел над сеткой и немного вильнул в сторону. Я прыгнул влево и с большим трудом волейбольный снаряд отбил вверх, примерно на центр нашей половины. Валера метнувшись на мяч, своими толстыми пальцами отпасовал на край ближе к сетке, где неформалу Толику оставалось лишь в прыжке перекинуть кожаный шар на чужую половину. Никакой речи о вдумчивой атаке уже не шло. Но и у сборщиков кабин и кузовов, тоже не хватало в команде квалифицированных спортсменов. Поэтому довести мяч до чёткого акцентированного удара у них не получилось, они просто перекинули его на нашу половину. Мефодий посеменил назад и одной рукой долбанул по кожаной сфере наудачу. А удача в этом розыгрыше была на нашей стороне. Мяч прилетел под сетку на распаковщика Валеру, который навесил на пару метров назад, точно под мою атаку из шестой зоны. Прыжок и со звонким ударом волейбольный снаряд воткнулся на половине наших соперников. Зрители вяло похлопали в ладоши, все кроме Светки, которая эмоционально подпрыгнула со скамейки, взвизгнула и крикнула:
— Молодцы мальчики!
«Ну и влип я», — подумалось сразу.
— Дожимай «сборку» мужики, я в вас верю! — Чисто для проформы брякнул физорг и снова уткнулся в какие-то подсчёты в записной книжке.
— Счёт 10–10, переход подачи к команде ремонтников, — широко зевнул судья встречи.
***
Ещё до вечерней игры, во время рабочей смены, устав слушать голос в голове, который собирался жаловаться в ООН, если я срочно не посещу медицинский кабинет Ольги Борисовны, я сдался. До обеда оставалось примерно минут сорок. План на первую половину дня я уже перевыполнил. И Данилыч с Казимиром Петровичем пару раз подходили и намекали, что сегодня «питница», и надо бы того этого… Поэтому тянуть не было смысла.
Сказать, что врачиха обрадовалась моему появлению в кабинете, всё равно, что ничего не сказать. Ольга Борисовна тут же закрыла дверь на шпингалет и, прижав меня к стене, обрушила на меня всю свою нерастраченную сексуальную энергию.
— Ложись на кушетку, — прошептала она, вдавливаясь своей шикарной грудью.
— Мне бы градусник поставить, — пробормотал я в ответ. — Температуру бы померить…
— Ложись быстро! — Чуть не вскрикнула врачиха. — Сейчас я тебе не только градусник поставлю!
И надо сказать угрозу она свою сдержала. А когда градусник вырос до размеров большого уличного термометра, Ольга Борисовна, оседлав меня, вставила его себе туда куда надо.
«Вот это я понимаю, вот это медицина! Хорошо, — выдохнул голос в голове. — Сейчас бери спирт, и к мужикам на политинформацию».
«Обойдёшься, — зло выпалил я. — По твоей милости замужнюю бабу трахаю. А я к этому не привык!»
«Теперь привыкай, — расслаблено ответил голос. — У неё муж ответственный партийные работник, у которого нервы, командировки и конференции, что ей теперь прикажешь до срока увядать?»
— Да, Ванечка, — обмякла и легла на меня Ольга Борисовна. — Хорошо, — тихо призналась она.
***
При счёте тринадцать — тринадцать я снова встал на подачу. И от досады на себя, на свою беспринципность, я зло ударил по мячу пару раз ладонью, вгоняя его в пол. Отошёл как можно дальше от лицевой линии, подбросил кожаную сферу вверх, разбежался, подпрыгнул и вмазал. Мяч, рассекая воздух с большой скоростью, просвистел на половину площадки сборщиков и воткнулся в голову одного из зазевавшихся мужиков, который вовремя не присел. Так возможно был бы аут, а теперь мяч улетел от ошарашенного работяги на балкон.
— О-о-о! — Ухнули все болельщики и зааплодировали.
— 14 — 13, подача ремонтников, — захлопал и сам судья на вышке. — Контрольный мяч!
— Ванюша давай! — Взвизгнула с бровки Света.
— Не посрами! — Грянул Самсонов.
«Слышь, ты там, в голове! — выругался я. — С Ольгой Борисовной всё! Баста!»
«Зарекался козёл в огороде капусту не есть», — хохотнул в ответ голос.
Я прижался спиной к стене спортзала, подбросил мяч, разбежался, подпрыгнул и ударил так, чтобы вопросов больше про медпункт не возникало. На этот раз команда двух сборочных цехов, не сговариваясь от пушечного выстрела, разбежалась в надежде на аут. Но волейбольная удача была со мной, и мяч попал в линию.
— Партия! — Заулыбался рефери. — 2–1 в пользу ремонтников. Смена площадки.
***
После врачихи я зашёл в буфет и купил там трёхлитровую банку томатного сока, а потом спустился к мужикам в нашу маленькую секретную комнатку. В кармане у меня была справка, по которой я в понедельник от смены на заводе отстранялся, чтобы пройти подробное обследование в поликлинике по поводу капризного шума в ушах. Именно так я сформулировал свой недуг для Ольги Борисовны. Правда я хотел три дня, но медсестра категорически воспротивилась, пустив скупую женскую слезинку. Пришлось согласиться на то, что дали.
— Вот и молодец, — потёр азартно ладони Данилыч. — И врачихе — хорошо и нам — неплохо. Волшебный пузырёк на раз, два — вынимай!
— Всё, — хмыкнул я. — Муж из командировки вернулся, эрекцию ему в санатории для партийной номенклатуры починили, вот справка. И с сегодняшнего дня у нас здесь трезвость — это норма жизни.
Данилыча от слов трезвость и норма жизни перекосило, как от инсульта.
— Кстати, — продолжил я. — Казимиру Петровичу пить нельзя, он у нас завтра женится. Будем употреблять сок, — я водрузил банку с напитком кроваво-красного цвета из томатов на стол рядом с закуской.