Таганский дневник. Книга 1
Шрифт:
Сегодня второй раз на публике объявленный «Мизантроп». Надо как-то научиться владеть собой так, чтоб в течение дня не шибко забивать себе голову этой ответственной ввечеру работой — легче, да спектакль и спектакль. Не первый и не последний в моей жизни… я надеюсь…
Пятница.
Спектаклем я вчера доволен, хотя в сцене последней с Филинтом в монологе чушь городил, выбрасывал слова и кое-где свои вставлял… но и это надо уметь… главное, не растерялся шибко и не растряс темп. Было много цветов, и принимали как спектакли Любимова, сразу скандеж, как до публики дошло — всё, точка. Были
Много комплиментов я вчера собрал и «браво». Голос, конечно, посадил, и впереди — каждый день спектакли.
Пишу в машине на Черемушкинском рынке, ужасно холодно, и идет дождь, как там наши, хоть бы приехали скорей. Тамара ходит по базару.
Суббота.
Душа занята переживаниями премьеры, фанфарами и трубами, а тут еще «Огонек» вышел, в общем, вполне прилично выглядит мой этюд, хоть и опечатки есть и самогонный эпизод выброшен… Но… да все же… И так не хочется мне снова браться за «Сказ» и дополнение к «Постскриптуму», но вот тут и проверяется — писатель ты или не писатель… Раньше редактора удивлялись, с какой быстротой и качеством я делал дописки, описки, исправления… Уж давно бы мне эти два Бобрынинских выполнить за один, а я думаю, что бы такое придумать, чтобы не делать этого… Вот лодырь-то… Денис в меня, наверное…
Воскресенье.
А сегодня — «На дне». Каждый день играю. Надо с честью сезон доиграть. А это зависит от состояния горла. Критики ходят, писать будут, не хочется про себя глупости читать, тем паче хулу, затратив столько сил и времени и так рассчитывая на «подвиг». Сегодня Адель сказала: — Чтоб не быть многословной, скажу кратко — последний раз ты играл гениально, и мы пришли к выводу, что ты лучший актер современности нашей. И ты меня убедил, что сразу начинаешь с полного отчаяния и полного голоса. Иначе эту роль не возьмешь.
Для себя я, конечно, считаю — победа полная и безоговорочная, теперь надо в этом убедить других, а убедить только можно кровью собственного сердца. Как, впрочем, везде: и на бумаге тоже…
В одном из интервью Б. Окуджава одним из учителей в прозе называет В. Набокова.
Какой смысл играть в таком голосовом несостоянии?!
В театре буза. Цеха подбивают артистов с гражданским темпераментом убрать Яшку. И я туда же, не разберясь. Все беды — платья, декорации, и пр. — во всем, оказывается, виноват зам. директора, он все развалил, пока Дупак болел, ну, чушь же собачья, ребята, несерьезно…
Дупак чувствует — уберут Якова, загремит и он. Яков его протянет. Эфросу вообще Дупак поперек горла, особенно после истории с васильевским заявлением, идеей возвращения старых спектаклей, партбюро, что собрали без него и пр.
Как доиграть сезон?! В общем-то надо выдержать 15-ого дорогого моему сердцу Альцеста Мольеровича. А там до 20-го не будет у меня спектаклей, надеюсь 17-ого поставят в «Дно» мальчика. За пять дней отдохну, если не порвусь на «Мизантропе» послезавтра.
Напьюсь антибиотиков сегодня, молока, снотворного, всякой гадости. Она спасала меня не раз.
Среда, мой день.
Электричка.
Эфрос просил меня не уходить в характерность, в выпендреж… и пр., в желание сыграть Альцеста от себя больше. И после первого акта похвалил. Но в конце принимали хуже чем 10-ого, и второй выход на
Четверг, мое число.
Вчера конфликт с героиней. У нее ведь есть еще время поправить положение, затушевать пробелы в своей профессии, почему такая агрессивность и характеру хватает только на противоречия и споры, лишь бы все поливать и отрицать, никакой интонации, характерной черты роли, разве можно что-нибудь сделать, находясь в постоянной конфронтации и пр. Ни ума у девки, ни таланта
Пятница.
Вот дожили и до того, что Губенко стал чиновником и поминает, почему не обратиться к Зимянину, ему не показать и пр.
Бортник забрел ко мне, идя к Л. Н. «Поздравляю еще раз с премьерой…»
«Огонек» в лице Иванова Д. К. высказал, что собственно театр они не увидели. Увидели литературный театр, может быть, даже телевизионный… Артисты говорят текст, звучит он совершенно, по-видимому, Донской это сделал недавно и сделал талантливо, но театр ничего своего не добавил.
«Это так кажется… в отсутствии театра и есть театр… в хорошем смысле, лучший, высокий театр, который целиком зависит от актера», — возражение Эфроса.
Суббота.
Капралов сказал, что Золотухин подписал письмо о выдвижении театра на Гос. премию, мы не можем одну фамилию… поэтому ваш материал мы будем рассматривать позже… Я позвоню в театр и завтра пойду на «Мизантроп»…
Понедельник.
Господи! Благодарю тебя, да святится имя Твое… Отчего мне не спится — от счастья, от радости, от праздника в душе… Фанфары в голове и веселое настроение.
Хорошо, говорят, прошел спектакль, хотя после первого акта у меня было ужасное настроение, чувство провала, я убежал в гримерную и закрылся, чтоб никого не видеть. Во втором акте я почувствовал силу и уверенность, правота интонаций и поведения вернулись ко мне. Публика была действительно замечательная, вся критическая мысль Москвы. Крымова не зашла в гримерную, увидав Филатова и Шацкую, но сказала, что из трех виденных со мной спектаклей это был наиболее гармоничный, «ты играешь все лучше и лучше». А Муза Вас. воскликнула в машине совсем как курсистка: — Мне понравилось все! — с таким искренним жаром, что мне хотелось бросить руль и кинуться ей на шею.
Кондакова Н. говорит, что ей тоже понравилось… И теперь я понимаю Тамару, когда она говорит, — ему ни до кого и ни до чего нет дела, у него в голове один Мольер, вся квартира увешана текстами «Мизантропа».
Через час приедут парни. Надо делать зарядку и завтракать.
— Ну, теперь Золотухин первый артист на Таганке…
— О! А раньше…
— Ну, раньше говорили — Высоцкий…
Среда, мой день.
Оля Ширяева прислала выписки из моих дневников о В. С. В. Без слез всего этого читать невозможно. Да, там больше о себе, чем о нем, то есть все то же пресловутое — я и Высоцкий, я и Шекспир, я и эпоха и пр. Но повторяю, Высоцкий принадлежит вечности, и если этой вечности после Чернобыля и атомной перетряски суждено быть, то она разберется и отсеет.