Таинства Церкви
Шрифт:
(а) Епитрахиль — символ благодатных даров
Традиционно воспринимаясь символом сообщенной иерею благодати (его «внеличностной святости»), епитрахиль зримо удостоверяет его право священнодействовать и потому становится единственным обязательным предметом богослужебного облачения. Резюмированное блж. Симеоном Солунским, это понимание епитрахили как изливающейся свыше освящающей благодати [617] , закреплено в особой молитве «Чина священныя Литургии» славянского Служебника. Каждый раз священник, возлагая на себя епитрахиль, молится, вспоминая появление на земле истинного священства «по чину Аарона»: «Благословен Бог, изливаяй благодать Свою на священники Своя, яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежди его» [618] . Ту же молитву, являющуюся парафразом слов библейского псалма [619] , читает и его греческий собрат по своему «Евхологию» [620] .
617
«Епитрахиль знаменует совершительную и нисходящую свыше благодать Духа. Посему-то архиерей и священник, возлагая ее на выю, говорят: Благословен Бог, изливаяй благодать на священники Своя. Потому каждый архиерей и священник и употребляет ее при всяком богослужении» (Труды Блаженного Симеона, архиепископа
618
Служебник. М., 1977. Ч. 1. С. 76.
619
«...Как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его» (Пс 132. 2).
620
то . , 1986. . 36-37. О соотношении греческого Евхология и славянского Служебника в их историческом развитии см.: Рубан Ю. Древнерусский Служебник: Проблемы типологии и постатейного описания // VIII Международные Кирилло-Мефодиевские чтения, посвященные Дням славянской письменности и культуры: Материалы чтений (2002). Минск, 2003. Ч. 1, кн. 1. С. 149-158.
Слова молитвы почти зримо являют таинственную картину излияния благодати с головы священника на его бороду, своеобразным продолжением которой и становится епитрахиль! В данной ветхозаветной реалии находит объяснение особое пристрастие восточного христианства к бороде, придание ей сакрального характера [621] .
Понятна и историческая символика этих слов: Аарон, глава Ветхозаветной Церкви, священник ’ для иудеев и христиан, был посвящен в первосвященническое достоинство посредством излияния на его главу елея , являющегося символом благодатных даров Святого Духа, даже тогда, когда при богослужении он реально не употребляется (как в случае священнической хиротонии). Закономерно, что Герман, патриарх Константинопольский, считает непосредственным прототипом епитрахили верхнюю ризу (, гиматий) облаченного для священнодействия Аарона [622] .
621
Так, для наших консервативных старообрядцев (да и не толь ко для них) безбородого священника просто не существует, ибо человек без бороды эту «сугубую благодать священства» восприять не может, следовательно, - он «безблагодатен». Полная зависимость благодати от окладистой бороды, едва ли не их отождествление, доведены здесь до поучительного логического абсурда!
622
' , , ' , ' , (Germani archiepiscopi Constantinopolitani Rerum ecclesiasticarum contemplatio // PG. 98 Col. 393). Было бы соблазнительно уподобить епитрахиль первосвященническому ефоду, явно важнейшей священнической ризе, но последний - «короткая одежда», закрывающая лишь спину и грудь (Толковая Библия. Т. 1. С. 368). Впрочем, см.: Дебольский Г., прот. Православная Церковь в ее таинствах, богослужении, обрядах и требах. М., 1994р. С. 351-352.
Такое понимание епитрахили содержится в той редакции толкований храма, которую Н. Красносельцев называет «ветхозаветной». Она составлена «применительно к понятию о ветхозаветном храме и культе как прообразу храма и культа новозаветного, христианского» [623] . Именно это «ветхозаветное» восприятие символики епитрахили в наших авторитетных литургических комментариях является практически единственным и как бы изначально данным [624] . Но это не так. В византийских литургических комментариях мы находим еще по крайней мере два толкования символики епитрахили. Одно из них генетически соотносится с рассмотренным нами общепринятым.
623
Красносельцев Н. Ф. О древних литургических толкованиях. Одесса, 1894. С. 46.
624
«Епитрахиль означает Божественную благодать, как бы с головы до ног облекающую священников и архиереев в совершении Святых Таинств и вообще богослужения» (О священных облачениях [без подписи]. СПб., 1861. С. 6). Такое же по смыслу толкование (с незначительными текстуальными вариациями) читается в следующих просмотренных нами работах: Долоцкий. Указ. соч. С. 334-335; Дмитревский. 1897. С. 127; Дебольский. Указ. соч. С. 351-352; Киприан (Керн), архим. Евхаристия. Париж, 1947. С. 143; Георгиевский А. И. Чинопоследование Божественной Литургии. Л., 1991. С. 15; Вениамин (Румовский-Краснопевков В. Ф.), архиеп. Новая Скрижаль, или Объяснение о Церкви, Литургии и о всех службах и утварях церковных. М., 1992 (репринт 16-го изд.: СПб., 1899). Т. 1. С. 135-136; Никольский К., прот. Пособие к изучению устава богослужения Православной Церкви. М., 1995 (репринт 7-го изд.: СПб., 1907). С. 54; Всенощное бдение. Литургия. М., 1982. С. 58; Христианство. Энциклопедический словарь в 3-х томах. М., 1993. Т. 1. С. 533. Нам известны два исключения. Константин Китович ссылается на патриарха Германа и византийского канониста Феодора Вальсамона ([Китович К.] Рассуждение о начале, важности и знаменовании церковных облачений, читанное 1803 года сентября 29 дня в публичном собрании Санкт-Петербургской Александроневской Академии кандидатом богословия Константином Китовичем. СПб., 1804. С. 20-21), а потому знает и второе толкование епитрахили («узы игемона»). Сербский литургист протопресвитер Лазарь Миркович знает уже все три рассматриваемые нами ниже толкования (Миркович Л., протопр. Православна Литургика, или Наука о богослуженьу Православне Источне Цркве. Београд, 1965. С. 127-128). При этом знаменательно, что ни один из них не цитирует «русскую» молитву епитрахили, основанную как раз на толковании патриарха Германа. Это значит, что с древнерусскими Служебниками они не работали.
(б) Епитрахиль — символ «сугубых» прав и обязанностей священника
Изъясняя смысл молитв и ритуалов при хиротонии во пресвитера, блж. Симеон Солунский пишет: «Рукополагаемый, приклонив оба колена в знак покорности и преданности, посвящается на высшую степень: ибо, получив прежде благодать диаконства и быв служителем, теперь он поставляется во священника и совершителя священнодействий <...>. Иерарх же, возложив руку, <...> призывает божественную благодать и из диакона производит поставляемого во пресвитера. <...> Потом архиерей переносит орарь с левого плеча священника на правое, заднюю часть передвигая наперед и таким образом поставляя рукополагаемого как бы под ярмо. Ибо и из этого символа он должен разуметь, какую получил благодать, то есть, что прежде на нем лежала обязанность совершать одно только дело — служения при таинствах, теперь же он призывается к совершению таинств и ко священству во всей полноте его. Таким образом возлагается на него большее иго, и он обязывается служить и пещись о всем деле священства» [625] . Здесь епитрахиль символизирует «сугубые» права и обязанности священника по сравнению с дьяконом, зримое подтверждение чему — сам ее вид (двойной орарь), и возлагаемую на него «сугубую» ответственность — «благое иго священства Христова» [626] .
625
Симеон Солунский. Сочинения. С. 233-235.
626
Там же. С. 236.
Резюмирует все эти взаимозависимые по смыслу толкования епитрахили другой авторитетный византийский богослов и литургист св. Николай Кавасила († ок. 1398): «Епитрахиль символизирует изливающуюся благодать священства, которая почивает на шее принявшего ярмо Христово; [епитрахиль] спускается по груди до ног, умягчая сердце и освящая все тело» .
(в) Епитрахиль — «узы игемона»
Теперь — самое интересное и для многих, вероятно, неожиданное. Оказывается, одновременно на греческом Востоке существовало и совершенно иное понимание епитрахили. Его классическая формулировка читается в трактате, надписанном именем святого патриарха Германа Константинопольского († ок. 733): «Перитрахиль (то же, что епитрахиль) знаменует вервие, которым Христос был связан от архиерея и влеком за выю, когда шел на Свои страдания. Правая половина епитрахили знаменует трость, которую издевавшиеся над Христом дали Ему в правую руку, а левою стороною ее означается ношение креста на раменах Его» [627] .
627
Germani archiepiscopi Constantinopolitani Rerum ecclesiasticarum contemplatio // PG. 98. Col. 393 (=Писания св. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. СПб., 1855. Т. 1. С. 367).
Сокращенные варианты такого же истолкования символики епитрахили содержатся у Константинопольского патриарха Иоанна Постника († 595) [628] , в компилятивном литургическом комментарии с именем Кирилла Иерусалимского [629] , а также в довольно распространенной статье под заглавием «Святаго Василия толк священническаго чина», которая читается в целом ряде русских литургических кодексов. Возможно, именно она оказала решающее влияние на формирование рассматриваемой здесь «русской» молитвы епитрахили [630] . Так, в одном из рукописных Служебников Соловецкого собрания кон. XV — нач. XVI в. читаем: «Патрахиль есть им же веден бысть ко распятию; поверст за выю и влекийся на муку свою грядый. Не уже бо но плат возложиша на выю Его, совокупиша оба конца, тако и ведоша» (РНБ. Сол. 1026/1135. Л. 231 ) [631] .
628
«Епитрахиль есть знаменование сказанного: «Связавши Иисуса, привели Его к Понтию Пилату» [Мф 27. 2]» (Pitra J. B. Spicilegium Solesmense complectens Sanctorum Patrum. P., 1858. T. 4. P. 441).
629
«Епитрахиль же есть вервие, при помощи которого Христос, будучи привязан за шею и влеком, веден был на распятие» (Красносельцев. Указ. соч. С. 70). Комментарий появился, по мнению Н. Красносельцева, не ранее XII в., но опирается на более ранние источники.
630
Предположение высказано диак. М. Желтовым во время обсуждения этого доклада в МинДА 03.09.07.
631
Эта статья здесь носит название «Святаго Василия того ж [толк] священническаго чина. Что есть иерей и почему глаголется священник, и что острежение главы его» (л. 228 об. — 232 об.). Аналогичная статья опубликована Н. Ф. Красносельцевым по двум другим русским рукописям (Красносельцев. Указ. соч. С. 44-45).
Но такое понимание епитрахили (символа скорбных уз) оказалось на периферии византийского и южнославянского литургического богословия. Здесь решительно доминировало первое толкование — как символа благодати. Это подтверждается чтением соответствующей молитвы епитрахили («Благословен Бог, изливаяй благодать Свою...»), появившейся в «Уставе божественной Литургии» Константинопольского Патриарха св. Филофея Коккина († 1379 г.), впервые объединившего в логически связный чин молитвы проскомидии и разрозненные уставные ремарки до начала Литургии Оглашенных. Патриарх Евфимий Тырновский (1360-1393 гг.) переводит «Устав» на славянский язык и тем впервые и навсегда вводит данную молитву в славянскую литургическую традицию .
Можно было ожидать, что глава Русской Церкви митрополит Киприан (1376-1406 гг.), бывший келейник и ставленник патриарха Филофея, вводя в древнерусский литургический обиход «Устав» своего Патриарха, сделает то же, что и его болгарский собрат (с которым он был в давних дружеских, а, возможно, и родственных отношениях). Перевод Киприана следует греческому оригиналу, но мы напрасно станем искать в нем привычную молитву епитрахили «Благословен Бог...». Вместо этого читаем: «Священик... петрахиль же взлагая глаголеть: Емше Иисуса и связавше и предаша И (Его) Понтийскому Пилату и игемонву» («Схватив Иисуса и связав, предали Его правителю Понтию Пилату») [632] .
632
Служебник ГИМ. Син. 601/344, кон. XIV — нач. XV в. Л. 3 об. Данный кодекс, лежащий в основе новой редакции русских Служебников и известный в археографической практике как «Служебник митр. Киприана», — не автограф, но близкая (возможно, прижизненная) копия. В греческом же списке Устава Филофея читается молитва «Благословен Бог» (см. греческий текст: Красносельцев. 1889. С. 38, прим. 1).
Сознательно «исказив» оригинал Устава, в основных чертах завершившего собой историю развития православной Литургии, митрополит Киприан имел для этого предельно веские основания. Действительно, источники свидетельствуют, что русское литургическое богословие решительно предпочитало видеть в епитрахили не умащенную миром «браду Аароню», но скорбные Христовы узы. И это предпочтение носило не частный, но «соборный» (в прямом смысле слова!) характер.
Так, в послании русского духовенства Углицкому князю Димитрию Юрьевичу от 29 декабря 1447 года читаем: «А святые петрахили наши сквернишь неподобными своими богомерзькими речами; а надеемся, что и сам знаешь, что суть те святии петрахили воображение есть муки Господа нашего Иисуса Христа, еже при спасенем Его Распятьи» [633] . Именно этот смысл епитрахили, о котором даже не упоминают почти все авторы вышеупомянутых литургических руководств [634] , доминировал на Руси и определял соответствующую литургическую практику до сравнительно недавнего времени, — до середины XVII столетия.
633
Акты исторические. СПб., 1841. Т. 1. (1334-1598 гг.). № 40. С. 79.
634
См. прим. 11.
Молитва епитрахили в русских рукописных Служебниках XV — XVII вв.
Теперь нам важно выяснить, во-первых, какое конкретное место занимали в древнерусском богослужебном обиходе две известные нам молитвы епитрахили (частотность употребления той и другой); во-вторых, показать их между собой взаимоотношение и борьбу (в случае появления в книге сразу двух молитв), а, в-третьих, установить, когда и почему молитва «Емше Иисуса» исчезла из нашего литургического обихода. Для этого обратимся к свидетельству непосредственных источников — самих Служебников — и просмотрим сначала рукописные кодексы, содержащие молитвы облачения священника перед Литургией. Обозначив молитвы по их первым словам («Емше Иисуса» и «Благословен Бог», будем отмечать знаком плюс (+) наличие в тексте той или другой со ссылками на листы кодекса, или же, в особой графе «Обе молитвы», — одновременное присутствие их обеих, далее поясняя их реальное взаимосоотношение.