Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
Шрифт:
Когда Женя приехала, Кирилл расхаживал по заставленной связками книг и папок комнате, рассеянный и грустный.
– Кончено?
– спросила Женя.
Кирилл кивнул.
– Что вы отложили себе?
– В будущем году должна выйти книга Софьи Николаевны «Заметки о лирике». Название скромное, а это будет уникальное исследование о структуре лирического стихотворения.
– Вы хотите сказать, что отложили себе не изданную еще книгу?
– Да.
– Вы смеетесь надо мной?
– Ничуть.
– Теперь я знаю, - сказала Женя с ласковой решительностью в голосе и во всех своих
Как она это сказала! Он рассмеялся и не смог ни оспорить ее слова, ни забыть уже никогда.
Бедный Алеша! Но Женя уже ничего не могла поделать. Из каждой прогулки по книжным магазинам он возвращался расстроенный и хмурый. Во всякую минуту разлада он вспоминал о библиотеке Софьи Николаевны и, как по поводу отсутствия телефона в их новой квартире, сердился до того, что терял сон и покой.
Всю зиму прожили холодно, и Женя даже обрадовалась, когда ей предложили ехать в Москву на курсы усовершенствования при МГУ.
С этой новостью Женя прибежала домой.
– Это же не сравнить, Алеша! Как ходят на курсы здесь! Скука! А там - Москва будет!
Но он не обрадовался за нее, а проворчал:
– Как хочешь.
– Я-то хочу! Но как ты?
– Я говорю тебе: как хочешь!
– Нет, вот я чего боюсь: как ты тут будешь жить без меня? Не загуляешь? Мне кажется, ты в последнее время что-то... все напеваешь.
– Загуляю, уж это точно!
Женя ушла на кухню. За чаем она снова заговорила:
– Нет, ты мне скажи, что тебе не нравится?
– Прекрасно знаешь!
– отвечал Алексей.
– Я никогда не примирюсь с тем, что ты книги Софьи Николаевны отдала Кириллу.
– Такова была ее воля, - устало сказала Женя.
– Это неправда!
– закричал Алексей.
– И говорить об этом не хочу!
– рассердилась в свою очередь Женя и ушла к себе.
Мелин всегда уступал, когда Женя, обычно терпеливая с ним, рассердившись, замолкала.
– Ну хорошо, Женя, - пришел вскоре он к ней.
– Давай тихо-мирно обсудим этот вопрос, чтобы к нему больше не возвращаться.
Женя улыбнулась.
– Ты мне скажи, как это получилось?
– Алеша, я уж не помню.
– Как? Он что, просил, умолял, требовал?
– Нет.
– Или ты была сама не своя?
– Может быть. Ведь мы там жили, жила Софья Николаевна, и всему конец.
– Что вы делали всю ночь?
– Оставь это! Ему эти книги как хлеб насущный, как воздух! Любим вещи, даже книги превратили в род вещей, дорогих и модных, как вазы и ковры. Надоело!
– Ты отдалась ему в ту ночь?
– примирительно, точно готовый покориться судьбе, спросил Алеша.
Женя вздохнула.
– Я сделала больше, если хочешь знать. Я влюбилась в него, как девчонка.
– Что?!
– Ах, Алеша, - проговорила Женя с легким вздохом и взяла его руки в свои, - эти книги принадлежат ему по праву. Это его мир, его жизнь. А потом, ты же знаешь, тетя оставила мне кучу денег. Пусть у нас будут деньги, а у него книги. Мы можем купить машину. Хочешь иметь машину?
– Постой!
– Точно опомнился Алеша.
– Ты, Женя, что-то не то говоришь... Откуда у тебя этот цинизм? Почему ты этого Кирилла понимаешь по-человечески, а меня - черт знает как?
Женя сама удивилась, подумала и ответила:
– Его трудно понимать иначе.
– Послушай, Женя, ты разлюбила меня?
– А ты, Алеша, любишь меня?
Они оба замолчали, точно прислушиваясь к отдаленному шуму города и волн Финского залива.
Что касается Кирилла, он всю зиму рылся в книгах Софьи Николаевны, бесконечно радуясь и раскладывая их по полкам, число которых пришлось увеличить, кажется, в десять раз, и теперь его комната напоминала настоящее книгохранилище. Одно смущало его - как же быть с Женей? Ведь недаром она отдала ему все. Он выбегал на улицу и предпринимал восхитительные по весне прогулки.
Однажды, заглянув в «Академкнигу» на Литейном, он испытал странное, неизъяснимое чувство. На прилавке среди множества книг лежала небольшого объема изящно изданная книга, которую он как будто уже где-то раньше видел. «Заметки о лирике». С первой страницы глянула на него живая, необычно моложавая Софья Николаевна. Кирилл даже слегка вздрогнул. Он купил книгу Софьи Николаевны и поспешил домой. «Заметки о лирике» оказались совершенно новы по содержанию, классически просты и ясны по языку. Это было не только уникальное исследование структуры лирического стихотворения, а нечто большее. Как в стиле Пушкина, его лирики, прозы и писем он неизменно ощущал двух его времени, культуру его эпохи и личность самого Пушкина, так в «Заметках о лирике», казалось бы сугубо теоретическом исследовании, он слышал и видел Софью Николаевну как живую и даже молодую. В мыслях и в языке научного труда, как в поэтическом произведении, может быть совершенно нечаянно для автора, запечатлелась ее душа, ее внутренний образ - как воплощение культуры нашего времени.
Поделиться со своей радостью он хотел прежде всего с Женей, разумеется. Увидеться с нею у него был теперь повод. Он не знал точно, где она живет, но, с ее слов, имел представление о доме известной ему серии из тех, какие впервые начали возводить на самой кромке Васильевского острова. За рекой Смоленкой, которую одевали в гранит, как будет одет в гранит весь берег моря, Кирилл оказался в новом городе со столь быстро возводимыми домами, либо высокими, либо длинными, либо высокими и длинными одновременно, что, казалось, с заселением запаздывали. В некоторых домах люди жили, но улицы еще пустынны. А там - ветер, блеск солнца на голубых волнах - какой простор! Далеко в дымке тают облака, словно воспаленные от летнего зноя.
Тут он оглянулся назад, в сторону города, и увидел Женю. Она шла в легком, развевающемся, как туника, платье.
– Как это вы сюда забрели, Кирилл? Здравствуйте!
– Я шел к вам, - сказал Кирилл.
– Есть новость!
– Новость? Очень хорошо! Какая же?
Кирилл показал Жене книгу Софьи Николаевны и заговорил о том, как завиден удел тех, чья жизнь, чье слово становится фактом, явлением культуры. Голос его дрожал от волнения. Женя все внимательнее приглядывалась к нему, так как он звал ее к чему-то, что-то хотел сказать именно ей, и она невольно отзывалась всей душой.