Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— Ты ведь Гросс, — сказал Адольфссон и широко улыбнулся владельцу квартиры. — Ну как, пойдешь сам или хочешь, чтобы тебя тащили силой?
Четверть часа спустя фон Эссен и Адольфссон препроводили Гросса в помещение разыскной группы. Библиотекарь шел сам, был без наручников, и его скрытно провели внутрь через гараж здания.
— Доставлен поляк согласно приказу, — доложил Адольфссон, передавая подозреваемого Саломонсону и Рогерссону для допроса.
— Я слышал, что ты сказал, — заорал Гросс с пунцовым лицом. Правда, лицо было у него таким в течение всего путешествия, но до сих пор он не произнес ни звука. — Я напишу на вас заявление о незаконной дискриминации, чертовы фашисты, — продолжил он в той же манере.
— Если доктор Гросс будет так любезен и проследует за мной и моим коллегой, то мы сразу же разберемся с нашими делами, — сказал Саломонсон и вежливым жестом указал в направлении комнаты для допросов.
Допрос соседа жертвы убийства начался сразу же после одиннадцати утра. И в роли его руководителя выступил инспектор Нильс Саломонсон из криминальной полиции Векшё, в то время как ему в качестве свидетеля ассистировал инспектор Ян Рогерссон из Государственной комиссии по расследованию убийств из Стокгольма. Все действо продолжалось почти двенадцать часов с одним перерывом на обед, парой, чтобы размять ноги, и двумя кофе-паузами. А закончилось оно уже после десяти вечера. Мариан Гросс отказался от предложения отвезти его домой и попросил заказать ему такси. В четверть одиннадцатого он оставил здание полиции. Охотники за убийцей Линды получили от встречи с ним нулевой результат, так что эту встречу можно было и не проводить.
Гросс хотел говорить лишь о себе самом и о проблемах, которые полиция уже почти полгода назад подбросила ему. Он ведь до сих пор мучился с ними. И все, как он сказал, из-за совершенно нелепого заявления «чокнутой женщины с работы, чьи предложения сексуального характера я отверг». Это же из-за ее обвинений закрутилась карусель, и сейчас, когда дочь его соседки убили, он стал очевидной и легкой добычей для полиции.
— Неужели вы серьезно верите, что человек вроде меня мог совершить подобное? — спросил Гросс и посмотрел сначала на Саломонсона, а потом на Рогерссона.
Никакого ответа он, естественно, не получил. Вместо этого Саломонсон слегка поменял тему с намерением каким-то образом извлечь пользу из отпечатков пальцев Гросса, которые у него взяли еще в связи с первым расследованием о сексуальном преследовании сослуживицы. К сожалению, тогда коллеги забыли про ДНК.
— Ты и мать Линды, Лизелотт Эриксон, живете по соседству уже несколько лет, — констатировал Саломонсон. — Как хорошо ты знаешь ее?
Обычные соседские отношения, не более и не менее, хотя матушка Линды, пожалуй, не возражала бы против более близкого контакта, если верить Гроссу. Вдобавок он не упустил случая поправить их.
— Ее зовут Лотта, и именно так она называет себя сама, — сказал Гросс и по какой-то причине выглядел очень довольным. — И она довольно привлекательная. В отличие от ее худющей как скелет дочери, мать выглядит так, как и должна внешне выглядеть женщина, — подвел итог Гросс.
Саломонсон решил вернуться к описанию жертвы убийства позднее.
— Но Лотта не твой типаж? — спросил он.
Слишком проста, пожалуй, даже вульгарна, на его вкус, и уж точно чересчур навязчива, а он испытывает затруднения с дамочками подобного рода.
— Кроме того, слишком старая, — добавил Гросс.
— По документам, — вклинился Рогерссон, — она на год моложе, чем ты. Ей сорок пять, а тебе сорок шесть.
— Я предпочитаю женщин помоложе, — сказал Гросс. — И какое это имеет отношение к делу?
— Ты посещал Лотту в ее квартире? — поинтересовался Рогерссон.
Гросс был у нее не единожды. Пару раз в компании с другими соседями в связи с обсуждением дел их квартирного товарищества и еще несколько раз один. В последнем случае пару недель назад.
— Она настойчиво приглашала меня, хотя я действительно старался не давать ей повода для этого, — поведал Гросс. — Как я уже говорил, она назойлива.
И где в квартире он бывал? В прихожей, гостиной, на кухне, в самых обычных местах, куда попадаешь, когда приходишь к кому-нибудь на чашку кофе. Возможно, пользовался ее туалетом.
— Тем, куда попадаешь прямо из спальни? — спросил Саломонсон.
— Я понимаю, куда вы клоните, — сказал Гросс. — И во избежание каких-либо недоразумений могу уверить вас, что моей ноги никогда не было в ее спальне. Возможно, я пользовался другим ее туалетом, тем, что в коридоре, а поскольку наши квартиры похожи как две капли воды, у меня не возникало трудностей найти его. А в остальном, если вы где-нибудь нашли мои отпечатки пальцев, те самые, которыми обзавелись преступным путем, будьте уверены, для этого есть вполне естественное объяснение.
«А он не дурак», — отметил Рогерссон.
Пальчиков Гросса в квартире, где произошло убийство, обнаружить не удалось, и даже если бы с ними повезло, при мысли о том, что он сейчас сказал, польза от такой находки была бы мизерной. Поэтому пришлось поменять тему, и речь пошла о дочери его соседки, жертве убийства.
— Я едва знаком с ней, — сказал Гросс. — Выглядела такой же эгоцентричной, избалованной и невоспитанной, как и все другие молодые дамочки ее возраста.
— Эгоцентричная, избалованная, невоспитанная. Что ты имеешь в виду? — спросил Саломонсон.
Едва здоровалась с ним в немногочисленных случаях, когда они сталкивались. Избегала встречаться взглядом и прикидывалась крайне незаинтересованной в тот единственный раз, когда они, насколько он помнил, разговаривали. И тогда все также происходило в присутствии ее матери.
Лишь около двух они прервались на обед. Время выбрал Гросс и, пожалуй, главным образом с целью досадить им. И в то время как Саломонсон организовывал питание для него, Рогерссон посетил туалет и облегчил мочевой пузырь. Выйдя оттуда, он сразу же столкнулся с Бекстрёмом.
— Как дела с нашим польским похабником? — спросил тот.
— Пришлось стравить давление, — объяснил Рогерссон. — Бегаю сейчас постоянно. Я завязал с ролью руководителя допроса. Единственно, когда мне не надо отлучаться в сортир, — это если я сижу и пью пиво в огромных количествах. Тогда у меня и мысли такой не возникает. Странное дело, конечно.
— Да, — ухмыльнулся Бекстрём. — Сам я посещаю туалет, когда просыпаюсь и перед сном. Фактически два раза в день и вне зависимости от необходимости.