Таинственный пасьянс
Шрифт:
— Мне очень жаль, Ханс Томас, — сразу признался он. — Видно, тебе действительно ещё рано выпивать.
— Так и запишем. Но ты и сам мог бы немного сбавить темп. Будет жаль, если единственный джокер Арендала превратится в самого заурядного пьяницу.
Он не знал, куда деваться от нечистой совести, и мне сразу стало его жалко, но я не мог постоянно гладить его по шёрстке.
— Я это обдумаю, — сказал он.
— Тогда, по-моему, с этим не следует медлить. Не уверен, что мама придёт в восторг от неопрятного философа, который к тому же всегда бывает под банкой.
Он заёрзал на стуле. Не
— Я совершенно с тобой согласен, Ханс Томас.
Его ответ обезоружил меня, и я решил, что на первый раз хватит. Меня поразило ещё одно. Почему-то я вдруг понял, что не всё знаю об отъезде мамы.
— Как мы попадём в Акрополь? — спросил я, глядя на карту.
И мы снова вернулись к древним грекам.
Чтобы сэкономить время, мы на такси доехали до Акрополя. Там мы поднялись по аллее, идущей по горному склону, и через ворота попали уже на территорию храмов.
Самый большой из них назывался Парфенон.
— Невероятно… — сказал папашка, ходя взад и вперёд перед храмом. — Просто невероятно!
Погуляв довольно долго по Акрополю, мы осмотрели сверху два древних театра, лежавших у подножия отвесного горного склона. В более древнем иногда показывали трагедию о царе Эдипе.
Наконец папашка указал мне на один из камней и велел сесть.
Так началась большая лекция об афинянах.
Когда она закончилась и солнце стояло так высоко, что тени почти исчезли, мы стали осматривать храм за храмом. Папашка показывал то туда, то сюда, объяснял мне разницу между дорическими и ионическими колоннами и обратил моё внимание на то, что в Парфеноне нет ни одной строго прямой линии. Внутри этого огромного здания стояла одна-единственная статуя богини Афины, которая была покровительницей Афин.
Я уже знал, что греческие боги жили на Олимпе, высокой горе на севере Греции. Но время от времени они спускались оттуда и смешивались с людьми. Они представляли собой нечто вроде больших джокеров в человеческой карточной колоде, сказал папашка.
Наверху тоже был маленький музей, но я опять взмолился, чтобы папашка разрешил мне не ходить в него. Он сразу согласился, и мы договорились, где я буду его ждать.
С таким замечательным экскурсоводом, как папашка, я бы, конечно, пошёл в любой музей, если бы не знал, что в кармане у меня кое-что лежит.
Я выслушал всё, что папашка рассказал о древних храмах, но не мог в то же время не думать о том, что случилось на празднике Джокера. В праздничном зале на том загадочном острове пятьдесят два карлика образовали большой круг, и теперь каждый должен был произнести свою фразу.
СЕМЁРКА БУБЁН
…похоже на маскарад, где гостям предложили одеться картами из карточной колоды…
"Карлики сидели и болтали, перебивая друг друга, но вот Джокер хлопнул в ладоши.
— У всех готовы фразы для Игры Джокера? — спросил он у собравшихся.
— Да-а… — хором отозвались карлики.
— Тогда произнесём свои фразы! — объявил Джокер.
И все карлики одновременно произнесли заготовленные ими фразы. Несколько секунд слышались все пятьдесят два голоса. Потом наступила мёртвая тишина, казалось, что сеанс на этом окончен.
— Это повторяется каждый раз, — шепнул мне Фроде. — В результате никто не слышит ничего, кроме собственного голоса.
— Спасибо за внимание, — сказал Джокер. — А теперь сосредоточимся на каждой фразе в отдельности. Начнём с Туза Бубён.
Маленькая принцесса встала, откинула со лба серебристые волосы и сказала:
— Судьба — это головка цветной капусты, которая растёт одинаково во все стороны.
После этого она снова села — на её бледных щеках выступил пунцовый румянец.
— Головка цветной капусты, та-ак… — Джокер почесал в затылке. — Умные слова. Теперь очередь Двойки Бубён.
Двойка встала, потянулась и сказала:
— Лупа соответствует сколу на круглой чаше с золотой рыбкой.
— Вот как? — прокомментировал её фразу Джокер, — Полезно было бы узнать также, какая лупа и сколу на какой чаше она соответствует. Но всё ещё впереди! Не может же вся правда быть втиснута в две бубновые карты. Следующий!
Поднялась Тройка Бубён:
— Отец с сыном ищут красивую женщину, которая не может найти самоё себя, — всхлипнула она и заплакала.
Я вспомнил, что уже видел, как она плачет. Король Бубён принялся её утешать, а Джокер сказал:
— А почему она не может найти самоё себя? Этого мы не узнаем, пока все карты пасьянса не будут открыты. Следующий!
За ней последовали все остальные бубны.
— Истина в том, что сын стеклодува потешается над собственными фантазиями, — сказала Семёрка.
Я вспомнил, что точно то же самое она сказала и в стекольной мастерской.
— Фигуры вылетают из рукава фокусника и уже в воздухе оказываются живыми, — заявила Девятка. Это она раньше сказала, что хотела бы придумать мысль, которая была бы такой трудной, чтобы её было бы трудно додумать до конца. Мне показалось, что она тем не менее вполне овладела этим искусством.
И наконец Король бубён сказал:
— Пасьянс — это родовое проклятие.
— Очень интересно! — воскликнул Джокер. — Уже после первой четверти многие важные кирпичики заняли своё место. Вы видите в этом смысл?