Таинственный пасьянс
Шрифт:
— Я…
— Отвечай! Когда он родился?
— Он родился в Любеке восьмого мая тысяча семьсот девяносто первого года, больше чем пятьдесят один год назад.
— А тот "моряк", он был сыном стеклодува?
— Этого я не знаю. Бабушка о нём почти ничего не рассказывала. Может, из-за всех тех сплетен. Единственное, что она постоянно
Старик долго сидел и молча смотрел на селение.
— Эта рука гораздо ближе, чем ты думаешь, — проговорил он наконец.
С этими словами он закатал рукав куртки и показал мне на руке старый шрам.
— Дедушка! — воскликнул я, обнял его и крепко прижал к себе.
— Сынок, — сказал он и зарыдал, уткнувшись лицом мне в шею. — Сынок… сынок…"
ТРОЙКА БУБЁН
…её притянуло сюда собственное отражение…
Вот и в книжке-коврижке тоже появилось что-то вроде родового проклятия. Мне показалось, что его становится многовато.
Мы остановились и поели в придорожном кафе. Нас посадили за длинный стол под кронами развесистых деревьев. Вокруг кафе на бескрайних плантациях росли пышные апельсиновые деревья.
Мы заказали мясо на вертеле и греческий салат с козьим сыром. Когда мы перешли к десерту, я начал рассказывать папашке о календаре, по которому жили на загадочном острове. Само собой, я не мог объяснить ему, откуда я это взял, и потому был вынужден сказать, что придумал сам, скучая на заднем сиденье.
Папашка онемел от удивления. А потом стал что-то считать, царапая ручкой на бумажной салфетке.
— Пятьдесят две карты превратились в пятьдесят две недели. И вместе они составили триста шестьдесят четыре дня. Всё верно. А тринадцать месяцев по двадцать восемь дней тоже составляют триста шестьдесят четыре дня. В обоих случаях у нас остаётся по одному лишнему дню…
— И это День Джокера, — сказал я.
— Вот это да!
Папашка долго смотрел на апельсиновые деревья.
— Ханс Томас, когда ты родился? — спросил он наконец.
Я не понял, к чему он клонит.
— Двадцать девятого февраля тысяча девятьсот семьдесят второго года, — ответил я.
— А что это за день?
И тут только до меня дошло: я родился в високосный год. Если следовать календарю таинственного острова, это был День Джокера. Почему это не пришло мне в голову, когда я читал книжку?
— День Джокера! — ответил я.
— Вот именно!
— Думаешь, это потому, что я сын джокера или, думаешь, что я сам джокер? — спросил я.
Папашка серьёзно глянул на меня.
— И то и другое, конечно. Мой сын не мог родиться в другой день. Поэтому ты и родился в День Джокера. Такое бывает.
У меня не было уверенности, что ему это нравится. Что-то в его голосе заставило меня подумать, что он испугался, как бы я в качестве джокера не отбил у него хлеб.
Во всяком случае, он поспешил вернуться к календарю.
— Так ты это только теперь придумал? — снова спросил он. — Ничего себе! Каждая неделя получает свою карту, каждый месяц получает своё число от туза до короля. И каждое время года получает одну из четырёх мастей. А вот ты, Ханс Томас, можешь получить патент. Насколько я знаю, у нас до сих пор нет приемлемого календаря для бриджа.
Он хмыкнул над чашкой кофе. Потом продолжал:
— Сначала люди пользовались юлианским календарём, потом перешли на грегорианский. Наверное, пришло время перейти на новый.
Видно было, что вся эта выдумка с календарём занимает его гораздо больше, чем меня. Он стал что-то лихорадочно подсчитывать на бумажной салфетке.
Вскоре он глянул на меня с лукавым джокерским блеском в глазах.
— Но это ещё не всё… — сказал он.
Я с удивлением поднял на него глаза.
— Если ты сложишь очки всех карт одной масти, у тебя получится девяносто одно очко. Туз — единица, король — тринадцать, дама — двенадцать и так дальше. Да, чёрт подери, это будет девяносто одно очко.
— Девяносто одно? — спросил я, не совсем понимая, куда он клонит.
Он отложил ручку, салфетку и серьёзно заглянул мне в глаза.
— Сколько будет, если девяносто один помножить на четыре?
— Четырежды девять — это тридцать шесть, — ответил я. — Это будет триста шестьдесят четыре! Вот это да!
— Именно! В карточной колоде, если сложить очки всех карт, будет триста шестьдесят четыре очка плюс джокер. Но в високосном году бывает два Дня Джокера. Может, поэтому иногда в колодах бывает по два джокера? Это не может быть случайностью, Ханс Томас.
— Думаешь, карточная колода устроена так с каким-то умыслом? — спросил я. — Полагаешь, так задумано, чтобы сумма очков всех карт колоды равнялась числу дней в году?
— Нет, не думаю. Я считаю, что это пример того, что человечество не может разгадать загадки и знаки, которые находятся у него перед носом. Просто никто никогда не дал себе труда это подсчитать. Хотя в мире много миллионов карточных колод.
Он снова задумался. Неожиданно по его лицу скользнула тень.