Таинство любви сквозь призму истории
Шрифт:
Когда Генрих был в Англии, заявляя о своем праве на трон, Элеонора в замке мужа в Анжере создавала Двор любви. Возможно, слух о работе его жены над правилами любовного ритуала вместе с личным трубадуром заставил Генриха вызвать Элеонору в Англию.
Там она вскоре попала в нелегкое положение. Генрих не скрывал своей неприязни и открыто демонстрировал свою любовницу. Должно быть, в утешение Элеонора устроила Двор любви в Лондоне, быстро перетянув на свою сторону влиятельные круги. Высокие идеалы, принятые в круге ее дам, резко контрастировали с плотскими утехами короля.
Обвинив ее в причастности к заговору, Генрих двенадцать лет, до самой своей смерти, держал
Поэтому западный мир и сегодня крепко цепляется за убеждение, что в высочайшей форме любви между мужчиной и женщиной нет места похоти; что величайшие истории любви должны рассказывать о страстно влюбленных, которым никогда не удастся соединиться; что в любви смешиваются радость и печаль; что женщина должна стоять на слишком высоком для влюбленного пьедестале и ее следует почитать, как богиню, а не обнимать, как женщину.
Теперь слишком поздно надеяться на изменение этого убеждения. Мужчины и женщины так верят в теории куртуазной любви, что склонны считать любое другое отношение ложным и предосудительным.
Любовь Данте к Беатриче – нелепое обожание ребенка, которого мужчина средних лет, имеющий жену и любовницу, мельком случайно заметил на улице, – до сих пор служит примером вершины человеческого счастья и возвышенных чувств. Элоиза, запертая в монастыре и писавшая бесконечные письма к Абеляру, оскопленному и тоже уединившемуся в монастыре, считается героиней завидной любви.
Каждая девочка грезит о такой любви, которая выпала Офелии.
Мы наслаждаемся или страдаем по правилам куртуазной любви, путая эти неписаные для нас законы с инстинктом.
Провансальские трубадуры со своей нечеловеческой идеей мучить себя и своих возлюбленных умерли почти тысячу лет назад. Понадобится еще тысяча, чтобы искоренить их влияние.
Однако у куртуазной любви были и некоторые достоинства.
Для женщины законы куртуазной любви означали, что ее обожатель будет в целом относиться к ней с нежностью и деликатностью. Вдобавок он сдерживался, хотя физическое превосходство позволило бы ему достичь цели.
Конечно, прошло много времени, прежде чем эмоциональные отношения, вдохновленные куртуазной любовью, распространились из дворцов и замков в дома среднего класса и хижины бедняков.
В «Рассказе мельника» Чосер дает прелестное, земное, далекое от мира чистого идеализма описание жены плотника:
Она была стройна, гибка, красива,Бойка, что белка, и, что вьюн, игрива……Глаза ее живым огнем сияли;Чтоб брови глаз дугою огибали,Она выщипывала волоски,И вот, как ниточки, они узкиИ круты стали. Так была нарядна,Что было на нее смотреть отрадно.Нежна, что пух, прозрачна на свету,Что яблоня весенняя в цвету……Для знатоковОна прелакомый была кусочек,Могла б затмить легко баронских дочек,Позора ложе с лордом разделить,Могла б она женой примерной бытьКакого-нибудьИдею рыцарства, целомудренного рыцаря, почтительного защитника дам, весьма уважали романтические писатели викторианской эпохи. Трейлл и Манн говорят: «…судя по поэмам и романам того времени, каждый обнаруживший беззащитную даму рыцарь первым делом мечтал, чтобы ей угрожала опасность».
Для среднего класса, главным образом для купцов и торговцев в городских районах, устроенный брак по-прежнему оставался обычным способом улучшить судьбу сына и избавиться от дочери.
Среди крестьянства сохранялись старые свободные обычаи. Можно было овладеть любой девушкой-служанкой, традиционно считавшейся партнершей для сожительства. В обоих случаях любовь если и возникала, то сопутствовала или приходила в результате союза, не служа стимулом к его заключению.
Родился еще один вечный конфликт между душой и телом. Одна часть общества вознесла женщину так высоко, что церковь встревожилась. Мужчины действительно преклоняли колени и понижали голос в присутствии обожаемой. Подобная практика опасно приближалась к почитанию божества.
Другая часть общества считала целью мужчины как можно скорее лечь в постель с женщиной. Это тоже тревожило церковь, глубоко убежденную, что плотская похоть – козни дьявола.
Возможно, потому, что первое было свойственно правящим классам, гнев властей больше адресовался другой, активной части общества. Церковь и государство должны были найти виновного и довольно легко нашли – ведьм.
Два инквизитора из Северной Германии по заказу Папы опубликовали книгу. Они лично допрашивали сотни несчастных женщин и пришли к решительным заключениям: «Все ведьмовство идет от плотской похоти, ненасытной у женщин».
В ярком свете Ренессанса колдовство казалось мрачным пережитком средневековья, опасным и полным преступного секса.
При обвинении и наказании ведьм за любой ощутимый политический и религиозный проступок, совершенный с помощью магии, их предполагаемые деяния всегда имели сексуальный оттенок.
Сексуальные сновидения, вызванные, вероятно, куртуазными запретами, приписывались махинациям женщин, эксцентричных старух или юных распутниц.
За вызванную сознательным воздержанием импотенцию мужчины проклинали ведьм, якобы наложивших проклятие на их чресла. Загадочные и ужасные эпидемии сифилиса, поражавшие Старый Свет после возвращения моряков Христофора Колумба, объяснялись действием черной магии.
Правдивые и выдуманные непристойные рассказы о ведьмах, совокуплявшихся с сатаной в виде призрака или животного с копытами, служили волнующим доказательством сексуальной окраски колдовства. Всеобщее убеждение в способности колдунов – мужчин и женщин – летать было явным психологическим проявлением сексуального возбуждения перед финальным экстазом.
Отягощенное чувством вины и разочарованием поколение превратило колдовство и охоту на ведьм в главный фактор истории человеческой любви.
Женщины выпрашивали у ведьм любовное зелье, мужчины требовали снадобий от импотенции, просили наложить заклятие на мужские достоинства своих соперников. Настоящие психопаты осмеливались принимать участие в шабашах ради сексуальных оргий или просто для эксперимента, как выяснялось на судилищах над ведьмами.
Разумеется, для садистов и мазохистов это был просто праздник. Они подвергали ведьм жесточайшим мучениям и пытками извлекали из них все сексуальные подробности до последней.