Так держать, Дживз!

Вудхаус Пелам Гренвилл

Мистер Анструтер, более чем когда-либо напоминавший божий одуванчик, всё ещё сидел в курительной комнате и читал «Таймс». Я сразу взял быка за рога.

— О, мистер Анструтер, — сказал я. — Здравствуйте!

— Меня волнует положение дел на американской бирже, — сообщил он. — Поведение Медведей мне совсем не нравится.

— Да? А я как раз пришёл поговорить с вами о соревновании на приз за Хорошее Поведение.

— Ах, вы уже слышали о моей выдумке? — расцвёл старикан.

— Я не совсем понимаю, как вы судите.

— О, сейчас объясню. Я придумал свою систему оценок. С утра каждый

из мальчиков получает по двадцать баллов. Затем, в течение дня, за различные проделки вычитаются определённые суммы. Так, например, за крики у моей спальни снимается три балла, а за свист — два. Соответственно, чем серьёзнее проступок, тем суровее наказание. Вечером, перед сном, я заношу оценки в свою записную книжку. Просто, но гениально, вы не находите, мистер Вустер?

— Точно.

— Хочу вам доложить, пока что результаты меня обнадёживают. До сих пор оба мальчика не потеряли ни одного балла, и мои нервы (я и мечтать об этом не мог, узнав, что буду жить в доме с двумя детьми) постепенно начали успокаиваться.

— Понятно, — сказал я. — Это вы здорово придумали. А как вы оценили бы аморальные поступки по отношению к остальному человечеству?

— Простите?

— Я имею в виду, если речь идёт не о вас лично. Допустим, один из них сделает мне какую-нибудь пакость. Натянет верёвку на моём пути, знаете ли, или ещё что-нибудь. Или подложит мне в постель жабу.

Старикан был явно шокирован.

— В таком случае я вычту из общей суммы целых десять баллов.

— Только десять?

— Ну, пятнадцать.

— Двадцать — круглая, ровная цифра.

— Возможно, даже двадцать. Я испытываю неподдельный ужас при мысли о подобных злых шутках.

— Полностью с вами согласен.

— Если произойдёт такой возмутительный случай, вы ведь поставите меня в известность, мистер Вустер?

— Вы первый о нём узнаете, — пообещал я.

А затем я отправился в сад на поиски юного Тоса. Теперь я выяснил всё, что хотел. Бертрам почувствовал твердую почву под ногами, и ему не о чем было беспокоиться.

Мне не пришлось долго искать Тоса. Он сидел в беседке и читал какую-то поучительную книгу.

— Привет, — сказал мой кузен, улыбаясь ангельской улыбкой.

Этот злой дух человечества был, мягко говоря, полным ребёнком, которому снисходительные люди позволили засорять собой землю на протяжении вот уже четырнадцати лет. У него были зелёные глаза, нос картошкой и внешность гангстера. Я никогда не считал Тоса красавцем, но от ангельской улыбки его физиономия приобрела совсем жуткое выражение.

Я быстро перебрал в уме несколько вариантов колкостей.

— Привет, молодой человек, — сказал я. — Не ожидал с тобой здесь встретиться. Да ты разжирел, как свинья.

Неплохо для начала, верно? По опыту я знал, что Тос никогда добродушно не относился к весёлым шуткам о появившемся у него с некоторых пор брюшке. В последний раз, когда я сделал ему замечание по этому поводу, он — тогда ещё несмышленый ребёнок — ответил мне в таких выражениях, которыми я, человек взрослый, с удовольствием пополнил свой словарный запас. Но сейчас, хотя на мгновение взгляд его стал тоскливым, он улыбнулся мне ещё более ангельской улыбкой, чем прежде.

— Да, мне кажется, я опять немного

прибавил в весе, — мягко сказал он. — Видно, придётся вплотную заняться физическими упражнениями, пока я здесь отдыхаю. Не хочешь ли присесть, Берти? — Он поднялся с кресла. — Должно быть, ты устал после долгой дороги. Я принесу тебе подушку. У тебя есть сигареты? И спички? Если надо, я могу быстренько сбегать за ними в курительную комнату. А может, ты хочешь выпить какой-нибудь прохладительный напиток?

Можете мне поверить, я был поражён, дальше некуда. Несмотря на рассказ тёти Делии, мне не верилось, что в отношении великого пакостника к ближним могли произойти такие сенсационные перемены. Однако я не сдался.

— Ты всё ещё учишься в своей никудышной школе? — спросил я.

Возможно, Тос был непроницаем для шуток о embonpoint, но мне казалось невероятным, что он ради денег пропустит мимо ушей шпильку в адрес его alma mater. Я ошибся. Видимо, решимость моего кузена заработать пятёрку была непоколебимой. Он просто покачал головой.

— Я оттуда ушёл. С осени буду учиться в Ревенхэрсте.

— Там носят академические шапочки с плоским квадратным верхом?

— Да.

— С розовыми кисточками?

— Да.

— Представляю, каким ослом ты будешь выглядеть! — сказал я и весело рассмеялся, хотя, по правде говоря, у меня уже не было особой надежды на успех.

— Ещё бы! — воскликнул он и рассмеялся ещё веселее, чем я.

— Академическая шапочка!

— Ха, ха!

— Розовая кисточка!

— Ха, ха!

Я бросил это дело.

— Ну, пока-пока, — мрачно произнёс я и вышел из беседки.

Через несколько дней я понял, что Тос заболел куда серьёзнее, чем я предполагал. Ребёнок был просто безнадёжен.

Плохие новости сообщил мне мистер Анструтер.

— О, мистер Вустер, — сказал он, встретив меня на лестнице, когда я спускался в сад, как следует подкрепившись завтраком. — Вы были так любезны, что проявили интерес к организованному мною соревнованию на приз за Хорошее Поведение.

— О, а?

— Помнится, я объяснил вам мою систему оценок. Ну так вот, сегодня утром я вынужден был внести в неё некоторые коррективы. Этого потребовали обстоятельства. Совершенно случайно я увидел, как племянник нашей хозяйки, Томас, возвращается домой усталый и весь в пыли. Я спросил, почему он на ногах в столь ранний час — дело было задолго до завтрака, — и ребёнок ответил, что слышал, как вы вчера выразили сожаление по поводу своей забывчивости, поскольку не перевели из Лондона в Бринкли-корт «Спортивные новости», и поэтому он ходил на вокзал, — а это больше трёх миль в один конец, — чтобы купить вам газету.

Старикан поплыл перед моими глазами. Неожиданно я увидел двух мистеров Анструтеров, которые колебались, как туман.

— Что?!

— Я понимаю ваши чувства, мистер Вустер. Более того, я глубоко ценю их. Редко когда можно встретить доброту и отзывчивость в сердце современного ребёнка. Я был так тронут его удивительным поступком, что допустил отклонение от своей системы и наградил его пятнадцатью лишними баллами.

— Пятнадцатью!

— Вообще-то вы, конечно, правы. Пусть будет двадцать. Как вы сами справедливо заметили, это — круглая, ровная цифра.