Так говорил Ландау
Шрифт:
Эрик Рудбер, постоянный секретарь
В той же больнице 10 декабря Льву Ландау была вручена медаль лауреата Нобелевской премии, диплом и чек. Впервые в истории Нобелевских премий эта высочайшая награда вручалась в больнице. Ландау хромал и двигался очень медленно, но шёл сам, опираясь на палку.
Посол Швеции в СССР Рольф Сульман поздравил Ландау с премией, и добавил:
– Нобелевский комитет очень сожалеет, что вы, господин Ландау, не смогли приехать в Стокгольм и получить эту награду лично из рук короля. Ради этого случая допускается отступление от существующих правил.
Ландау отвечал по-английски:
– Благодарю
Его поздравили и президент Академии наук Келдыш, и Капица, и Тамм, и Арцимович, и Семёнов, и многие-многие другие. Дау был весел, оживлён, он острил, смеялся, и только вернувшись в свою палату, в изнеможении опустился в кресло, не в силах шелохнуться.
В научных кругах ходили слухи, что эта премия всё-таки запоздала, и Дау не насладится ею в полной мере. Американский журнал «Life» опубликовал большую статью под сенсационным заголовком — «Нобелевская премия после смерти», тогда как её дают лишь при жизни.
Л. Д. Ландау и его жена во время вручения Нобелевской премии.
Физики в один голос утверждают, что у Ландау имеется не менее семи работ, каждая из которых, могла быть удостоена этой самой высокой награды.
Летом я находилась возле Дау безотлучно.
Однажды приехали трое журналистов из «Комсомольской правды» — Владимир Губарев, Ярослав Голованов и Леонид Репин. Дау принял их очень приветливо, и к концу визита они записали всё, что нужно, а Дау узнал, что они уже начали работать над книгами, хотя времени свободного почти нет. Я только несколько лет спустя осознала, какое огромное значение имел для меня визит этих ребят к Дау. Прислушавшись к их разговорам, я поняла, что если и дальше буду предаваться мечтам о книгах, дело так и не сдвинется с мёртвой точки. Вот передо мной люди, которым писать книги труднее, чем мне, ибо они должны ещё и на службу ходить. Такие мысли, раз возникнув, вас уже не оставят.
Меня ещё мучили сомнения: справлюсь ли я, но тут на память пришли слова Дау о том, что он не очень верит в существование талантливых рукописей, которые остаются неизданными.
– Чушь. Талантливые рукописи рано или поздно издаются. А разговоры о невозможности напечататься — прибежище для лодырей. Им лишь бы не работать. А если ужас какие трудности, то лучше и не начинать, — заявил он в интервью одной самоуверенной молодой особе.
Словом, в тот день, когда я познакомилась с тремя журналистами из «Комсомолки», я решила, что пора садиться за работу, за книгу. Темы мелькали давно, да только я их всё откладывала, считая слишком трудными. Темы, к слову сказать, были каким-то образом связаны с Дау. Он однажды сказал: «О Дале нет ни одной книги; что из того, будто он не хотел, чтобы о нём писали, это когда было. О Жуковском — тоже ничего не разыщешь почитать».
Для начала я выбрала Владимира Даля. И тут же сообщила Дау:
– А я тоже собираюсь написать книгу, как и эти журналисты.
Дау бросил на меня насмешливый взгляд и промолчал. Уже из упрямства и от обиды я продолжала:
– О Владимире Ивановиче Дале.
Дау молчал.
– Я
– И это вся книга? — ехидно спросил он.
Он меня просто убил этой репликой. Конечно, хвастунишку надо поставить на место. Но мне так нужно было его одобрение! Хотя в своём обычном благодушном настроении так естественно и не думать ни о какой борьбе. А меня его слова подхлестнули. Откуда-то взялась первая фраза: «Датчанин Иоганн Даль преуспел в науках», и далее всё пошло как по плану. Книгу я писала несколько лет, порой было невыносимо трудно, эти муки знакомы каждому пишущему человеку, не о них речь. Я не могла бросить начатое.
Самое удивительное, что я не сомневалась в том, что мне удастся опубликовать своё произведение.
Так или иначе, он меня подтолкнул к этой работе, так же как за несколько лет до описываемых событий мною была переведена очень нелёгкая пьеса, главным образом, потому, что не раз и не два раздавалась ещё одна убийственная реплика:
– Где уж такому лодырю, как ты, перевести пьесу!
Во всяком случае, если бы мне стали без конца твердить, что надо доводить до конца каждое начатое дело, я бы уж точно бросила.
– Иногда мне страшно взглянуть в зеркало, а вдруг там какая-то ослиная рожа с ушами, — с несвойственной ему покорной улыбкой сказал однажды Дау.
Он по-прежнему произносил немало фраз, которые хотелось сразу же записать, что я и делала, если находилась рядом.
– Я потерял год, но за это время я узнал, что люди гораздо лучше, чем я полагал.
– Кажется, я своей болезнью поставил какой-то идиотский рекорд.
День рождения Л. Д. Ландау.
И. К. Кикоин, Л. Д. Ландау, М. Я. Бессараб, К. Т. Ландау. 22 января 1968 г.
Приезжали знакомые, рассказывали новости. Реплики Дау были, как всегда, метки. Скажем, речь зашла об известном ловеласе, жена которого перестала, наконец, соблюдать супружескую верность.
– Так обычно и случается, — замечает Дау. — Как в том анекдоте: «Мой муж так мне изменяет, так изменяет, что я не знаю, от кого у меня дети».
Дау всей душой привязался к своей сиделке, Тане Близнец. Он знал, что она живет одна, и это его очень тревожило. Дау постоянно объяснял Тане, что она должна искать мужа, активно этим заниматься. Он объяснял, что люди совершают ошибку, думая, что их жизнь устроится сама собой. Так не бывает. Убедил. Таня вышла замуж, у неё дочь, сейчас она уже бабушка.
Дау проболел шесть лет. Физикой не занимался, называл себя вечным инвалидом. Он устал болеть. После попытки лечения яблочной диетой, которую Кора предприняла по совету одного из самых знаменитых терапевтов, профессора Вотчала, у больного начались невыносимые боли, живот вздулся, его немедленно отправили в больницу, на операционный стол. Вот тогда и рассекли тяжи, мешавшие ему дышать, удалили аппендикс. Но этого потрясения ослабленный организм перенести уже не смог.
1 апреля 1968 года Лев Давидович Ландау умер в академической больнице. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве, на могиле его стоит прекрасное надгробие работы Эрнеста Неизвестного. Рядом покоится прах его жены, пережившей Дау на шестнадцать лет.