Так говорила Зверушка
Шрифт:
Нам было семь, когда Феникс впервые появился в нашей жизни. Тогда ему уже было одиннадцать, и я немного завидовала хорошим отношениям Стар и оборванца, которого избивал собственный отец. Феникс уже тогда стал человеком, которому стоило держаться подальше от моей сестры. С тех пор ничего не изменилось. Он все детство был злым и дрался со всеми. Только со Стар он был другим, рядом с ней он становился мягким.
Я думаю, что он готов умереть ради нее. Только поэтому я время от времени разрешаю ему приходить к нам в гости, надеясь, что он не будет злоупотреблять моим добрым расположением. Когда ангелы прибыли, он собрал банду бродяг, готовых пойти на все, чтобы выжить. Факт того, что он пытается
Я устало поднимаюсь по ступенькам в дом, надеясь, что Алессио удалось удержать Тициана дома. Когда Феникс рядом, его парни обычно тоже где-то неподалеку, и я всегда боюсь, что Тициан попадет в их лапы. Он сейчас как раз в таком возрасте, когда восхищаются смелостью и жаждой риска. Ангелы, может, и установили власть над людьми, но это не значит, что законы больше не действуют. Консилио непрестанно следит за тем, чтобы они соблюдались. Даже незначительные преступления караются лишением свободы или даже смертной казнью. Говорят, на материке есть даже исправительные лагеря, в которых осужденные должны работать, пока не умрут. Это только слухи, потому что никто оттуда не возвращался, но мне они кажутся вполне реальными, и я никому не позволю забрать у меня Тициана.
Я несу за него ответственность. К сожалению, он думает иначе. К счастью, на прошлой неделе снова начались занятия в школе, и, хотя в ней вместо биологии и физики теперь преподаются всякие тупые предметы вроде истории творения, географии путешествия ковчега, Енохийского алфавита, магии слова и геометрического значения пентаграммы, я все равно рада, что он учится вместо того, чтобы шататься по улице в утренние часы.
Стар сидит на потертом диване в большой комнате, которая одновременно служит гостиной и коридором. Много столетий назад эта мебель, по легенде, принадлежала императрице Сиси [18] , которая принимала гостей, сидя на этом диване. Сегодня на нем сидит Тициан, задрав наверх свои грязные ноги, и грызет ногти. Когда он видит меня, я замечаю, как на его детском лице вырисовывается выражение облегчения.
18
Герцогиня Амалия Евгения Елизавета Баварская (1837–1898) – баварская принцесса, супруга императора Франца Иосифа I. Императрица Австрии с 1854 г., королева-консорт Венгрии с 1867 г. Известна под уменьшительно-ласкательным именем Сиси, которым ее называли родные и друзья.
Алессио двигает свой стул, выбираясь из-за стола, встает на ноги и, сделав пару шагов, оказывается рядом со мной. Он обнимает меня и целует в лоб. Я устало прижимаюсь к нему. Я никогда не говорила ему о том, что мне нужны его объятия, особенно в такие тяжелые моменты. Но он и сам все знает. Некоторое время он просто держит меня.
– Я так рад, – тихо говорит он. Когда юноша отстраняется, то замечает кровь на моем лбу и брюках.
– Ты ранена?
Я качаю головой, хотя порез на руке все еще пульсирует. Рана оказалась не такой
– Большая часть крови не моя. Там была женщина, мне пришлось о ней позаботиться…
Словно хищная птица на свою жертву, на меня нападает чувство вины. Я оставила свою семью в беде, и я не осмелюсь сказать Тициану, что это была мать Кьяры. Может, чуть позже.
– Что случилось? – любопытно спрашивает Тициан. – С кем ты сражалась?
– С Люцифером, – тихо говорю я, и мой брат с Алессио с шипением втягивают воздух.
Стар сжимает платок в руке. Она замерла в неестественном положении и даже не смотрит на меня.
– Люцифер… – повторяет Тициан. – И ты все еще жива.
Алессио качает головой.
– Это было очень тяжело, – говорю я так тихо, что только мой друг меня слышит.
Он нежно гладит меня по волосам:
– Хочешь пойти помыться и съесть что-нибудь, прежде чем ты нам все расскажешь?
Я киваю и мысленно благодарю его за то, что могу провести несколько минут наедине с собой перед тем, как рассказать домашним обо всем, что произошло.
– Что-что ты сделала? – Голос Тициана слишком тонкий от негодования. Конечно, он этого не понимает. Я и сама этого не понимаю.
Алессио занимается моей раной, втирает мазь мне в руку, и она щиплет так, что я вздрагиваю, когда мой друг закрывает порез бинтом.
– Женщина бы умерла, если бы я не помогла ей, – пытаюсь я объяснить свои действия.
Тициан скрещивает руки на груди:
– Наш отец тоже мертв.
Я знаю, что он имеет в виду не совсем то, что говорит. Тем не менее меня пугает холодность его слов. Я ведь размышляла примерно о том же. Но Тициан не должен вырасти мужчиной, который будет думать только о себе. Я должна постараться не допустить этого.
«Если мы не будем помогать друг другу, – жестами изъясняется Стар, – от нашей человечности совсем ничего не останется. Мун сделала все правильно».
Я бесконечно благодарна ей за эти слова, потому что сама до сих пор сомневаюсь в правильности своего поступка. Сестра садится рядом со мной и гладит по влажным волосам. Отец объяснил мне, что поведение Стар похоже на поведение людей с синдромом Аспергера, но отсутствием эмпатии она не отличается, и ее слова – лучшее тому доказательство.
– Это была мать Кьяры, – говорю я, прежде чем Тициан продолжит спорить со мной дальше. Это словно выбивает почву у него из-под ног. Он очень скучает по матери и, я уверена, не желает такой же судьбы своей подруге.
Он открывает рот, но снова его закрывает.
– Почему ты сразу этого не сказала? – спрашивает он мгновением позже.
– Потому что не важно, знаешь ты человека или нет, если он нуждается в помощи. Мы и так со всем справимся, – продолжаю я. – Денег, которые у нас есть, хватит на побег. Ты не должен переживать на этот счет. Контрабандисты выходят в море только тогда, когда совсем темно, поэтому в следующее новолуние вы покинете город.
Глаза Тициана округляются, и он быстро качает головой.
– Нет! Я не уеду из Венеции без тебя! Или все вместе, или никто.
Алессио заканчивает обрабатывать рану, и я надеваю пуловер на футболку. Мне вдруг становится холодно.
– Мы уже обсуждали это тысячу раз, – устало говорю я. – Чтобы заработать еще двадцать тысяч лир, мне понадобится целая вечность. Ты должен доставить Стар в безопасное место. – Я пытаюсь обратиться к его чувству ответственности, хотя и не совсем справедливо навязывать его ему. Но у меня не остается другого выбора. Губы брата дрожат. Мы должны общаться с ним как со взрослым, но еще никогда мне не было так тяжело требовать от него взрослых решений.