Так кто тут хомо сапиенс?!
Шрифт:
Хозяин – за ней. Стал кликать Беллу. Как правило, она всегда откликалась: либо возвращалась на место, либо выскакивала из кустов, показывая, мол, здесь я. А тут тишина. Хозяин перепугался. Схватил плетёную удавку, пошёл в лес.
Всё бы ничего, да заметили мужчину с верёвкой в руке два полицейских. Пошли потихоньку за ним. Подумали, висельник. Мужчина по лесочку мечется: лицо нервное, удавку руками теребит, кричит: «Белла! Белла!»
Полицейские решили, место мужик ищет, решил повеситься из-за какой-то Беллы. Хвать его под белы рученьки, и – в участок.
Документов у мужика с собой нет, легенда про собаку полицейских не впечатляет.
Приходит мужик домой, встречают его встревоженная жена и Белла. И ухмыляется, паршивка, во всю свою лаечную пасть. Чуть не прибил беременную.
Жулька
В детстве мои родители, когда уезжали в отпуск, отвозили меня к дедушке и бабушке в подмосковный город Подольск, где те жили в частном секторе в небольшом домике на десяти сотках земли. В саду росли яблони, сливы, две вишни, вдоль забора сидели огромные кусты белой, красной и черной смородины и парочка – колючего крыжовника. Дедушка держал несушек, и каждое утро на завтрак заставлял всех выпивать по свежему, ещё тёплому яичку – прямо из-под курочки. Особенно дедушка радовался, когда появлялся голыш – яичко в плёнке, без скорлупы. Его дед прятал, собрав в шапку приблизительно десяток яиц, потом предлагал каждому на ощупь вытащить свой завтрак. Счастливчиком считался тот, кто вытаскивал голыша.
У дедушки с бабушкой водились свои любимцы. Бабушка обожала чёрно-белого пушистого кота Ваську, дед не чаял души в русском спаниеле Жульке, которого ему подарили его ученики. Всю жизнь дед учительствовал, а после войны был назначен директором школы.
Жулька частенько скандалил с Васькой. Кот жил в доме, и каждый день исправно ходил на улицу, где его поджидал спаниель. Жульку держали в будке, однако на цепь сажали редко. Очевидно, в душе пёсик завидовал Ваське, жившему при хозяевах в доме – в тепле, сытости, ласке, и за это исправно загонял кота на высокое дерево, где тот испуганно раскачивался на тяжёлых ветвях с полчаса, а то и больше, пока бабушка не обнаруживала это безобразие и не звала деда на выручку. Васька ругался с Жулькой, дед ругался с бабушкой.
Мы с Жулькой были друзьями – не разлей вода. Всё моё шкодство всегда проходило с участием спаниеля. Втихаря я выпускала из курятника кур, а потом бегала ловила их, чтобы снова загнать, понятное дело, Жулька постоянно был моим верным помощником. Почти каждый вечер меня отчитывали за непослушание, охали, де, куры с моим приездом стали плохо нестись. Ясное дело: когда тебя десять раз на дню гоняют по всему участку, да ещё и с собакой – тут не до яиц. Васька слушал, как меня ругают, философски жмурился и тёр мордочку лапкой: «Мур-р…» Проходит, мол, всё, пройдёт и это. Мне было шесть лет.
В выходной приехали мама с папой. Мы решили все вместе – дед, папа, мама, я и Жулька – сходить за грибами в лес. Утром собрались рано, еще только начало светать. Взяли корзинки, выпили чаю, свистнули Жульку и пошли. У последнего по улице дома все обратили внимание, что наш пёсик куда-то исчез. Дед начал его присвистывать, но Жульки и след простыл, а что такое поводок спаниель вообще не знал.
Через несколько минут раздался пронзительный женский визг, а в дырке под забором показалась Жулькина морда. Он яростно лез, крепко держа зубами дохлого цыплёнка. Через мгновение пёс уже подал дичь деду в руки и расплылся в широченной улыбке. Следом щелкнула калитка – перед нами возникла разъярённая фурия. Женщина орала благим матом, почти на ультразвуке:
– Задрал куря! На моих глазах! А ну, платите! На привязи надо держать свою собаку.
Дед полез в карман, протянул бабе деньги, взял Жульку за загривок и сделал вид, что треплет его в наказание. Пёс взвизгнул немного, хотя морда светилась от счастья. Баба быстро схватила деньги, вырвала из рук деда цыплёнка и растворилась за калиткой. Мы отправились дальше.
Дед подсмеивался и хвалил Жульку.
– Молодец, Жулик! Правильно мы тебя назвали. Хороший охотник, грамотно птичку взял. Без шума и пыли. А тётка бульон себе сегодня сварит.
Потом почему-то дед отстал. Не помню, то ли зашел к кому попутно, то ли ещё что, но мы с родителями ушли вперед. Жулька носился челноком – добежит до нас, и обратно деда искать.
Вскоре мы вышли к трассе, где со страшной скоростью проносились машины. Деда сзади не было, и мы вместе с Жулькой быстро перебежали дорогу. Жулька нырнул в кусты и исчез. Остановились подождать деда. Через некоторое время он показался с корзинкой по ту сторону дороги и замахал нам рукой. Жулька выскочил из кустов и пулей вылетел к нему навстречу....
Машина, которая сбила собаку, даже не притормозила. Нелюдь за рулём поддал газу и стал растворяться вдали. Посередине оживленной трассы, отлетев туда от сильного удара, теперь лежал недвижимо наш пёс, мой бело-чёрный Жулька, любимый дружочек, а под которым медленно растекалась лужа крови…
С диким, не детским криком я бросилась к пёсику, мама схватила меня и держала изо всех сил. На дорогу выбежал папа и, схватив Жульку на руки, вынес его оттуда. У пса текла кровь из ушей и из носа, но он был жив. Потрясённый дед, прошедший всю Великую Отечественную войну на передовой, стоял теперь со слезами на глазах. Папа осторожно передал Жульку в руки деда. От боли пёс взвизгнул и неожиданно прокусил ему руку насквозь.
Дедушка положил спаниеля на траву в кусты, и сказал, что нужно скорее идти домой за тележкой, чтобы аккуратно перевезти раненого домой. Я наотрез отказалась отходить от Жульки, и тогда дед с прокушенной рукой, из которой капала кровь, пошел сам. Жулькина голова покоилась у меня на коленях. Он даже не скулил, но слабел с каждой минутой. Я гладила его по голове и умоляла, чтобы он не умирал. Тогда я ещё верила в чудеса, надеялась, что кто-то там, на небесах, услышит меня – надо только очень сильно захотеть, – и собака обязательно выживет, и мы снова будем вместе гонять Ваську и кур. Я захлёбывалась слезами, мама боялась за мою психику, отец мрачно ходил вокруг и курил папиросы одну за другой, приговаривая, словно читал молитву: «Нельзя было переходить трассу, надо было здесь деда ждать…», почему-то обвиняя во всём маму: «Это всё ты! Ты! Пошли перейдём дорогу…»
Сколько прошло времени, никто не помнит. Пришёл дед с перебинтованной рукой и с тележкой, внутри которой всё было обложено старыми мягкими подушками. Он попытался приподнять безжизненное тело Жульки, тот слабо вскрикнул. Дед бережно потрогал его бока и покачал головой:
– Похоже, переломаны рёбра и повреждены внутренние органы, боюсь… – глядя на меня, дед не договорил, только глубоко, по-мужски, вздохнул и положил собаку в тележку. Хотя я и так всё поняла. Всю обратную дорогу мы молчали.