ТАК НЕ БЫВАЕТ
Шрифт:
Но во сне это было чудовищно. Ожидание падения стального шара казалось непоправимой катастрофой. Оно вызывало ужас, близкий к помешательству. Страшным было не само видение, а та лавина страха, которую вызывало это неминуемое падение. Игла вдруг опасно кренилась – самую малость, возможно, на полградуса – и Сашу начинала душить паника. Ей хотелось закричать что есть сил, но вместо крика её стеснённая грудь исторгала только жалобные стоны, похожие больше на поскуливание щенка, чем на человеческий голос… За миг до падения она обычно просыпалась с бешено бьющимся сердцем, которое грозило разнести грудную клетку и вырваться наружу.
Но как всё это объяснить маме? Елена Степановна смотрела на дочь с недоумением: как и следовало ожидать, она решила, что это пустяки
Со временем мучительный сон и в самом деле отстал. Она не видела его уже несколько лет, и он совсем изгладился из её памяти.
В ночь после выпускного кошмар вернулся.
Саша проснулась в холодной испарине, с бешено бьющимся сердцем, хрипло и натужно дыша – как человек, едва ушедший от погони – и в ту минуту, когда она села в кровати, бабушка зажгла лампу.
– Сашура, что?
– Сон.
– Сон? – эхом отозвалась бабушка и, окончательно проснувшись, охнула: – Тот самый?
Саша кивнула.
– Господи, ну надо же! Подожди, сейчас я тебе валерьянки накапаю, – она принялась тяжело подниматься.
Но Саша уже встала:
– Лежи, ба. Я сама.
Она выпила капли, сменила сорочку, которая была совсем мокрой от пота, на сухую и легла.
– Лампу оставить? – спросила бабушка.
– Да ну, бабуль! Я ж не маленькая, – Саша усмехнулась. Монстры отступили, пульс успокоился. Она лежала и думала, что папа прав и сны случаются не «к чему», а «почему»: с их помощью наш мозг пытается разрешить наши дневные проблемы. Ясное дело, думала Саша, это из-за того, что случилось на выпускном. Как бы там ни было, а она здорово перенервничала! Но всё закончилось благополучно, и к тому моменту, когда бал завершился и следовало, по традиции, идти встречать рассвет, она уже мысленно отделила себя от своих мучителей с их паучьей королевой во главе. Ей было неизвестно и неинтересно, куда собирались идти они, потому что задолго до того, как был объявлен последний танец, девчонки из «В» класса позвали её с собой.
Они шли на горку – так называлось место на окраине, на задах новой городской больницы, с которого открывался широкий вид на окрестные пологие холмы, поля и долину речки. В Раздольном до любой окраины можно добраться за четверть часа на автобусе – собственно, и сам Раздольный – это окраина, но молодёжь каждой школы облюбовала своё собственное место для этой цели.
С Сашей пошли, естественно, Славик и Ирка с Букиным, и несколько неожиданно – ещё человек пять-шесть из их класса, включая Шутова и Борьку. С погодой им повезло. Когда краешек солнечного диска показался из-за холмов, ребята принялись откупоривать припасённое шампанское, а кто-то из девчонок извлёк стопку пластиковых стаканов, которая быстро разошлась по рукам. Так как с ними были незапланированные гости, то стаканов на всех не хватило, и было решено, что парочки будут пить вдвоём из одного. Уставшие от бессонной ночи, все тихо смотрели, как поднимается солнце, вяло перекидываясь фразами. Некоторые сидели на траве, на расстеленных новеньких пиджаках. Когда расплавленный оранжево-алый диск оторвался от горизонта, захлопали пробки, и в подставленные стаканы полилось шампанское. Началась неразбериха, весёлая и грустная одновременно – Саша видела, что на некоторых смеющихся лицах, даже мальчишеских, блестели слёзы…
Шар не упал – тогда.
Случилось это позже, когда они с матерью уже паковали чемоданы, чтобы ехать в Питер. Переподготовка Елены Степановны была, по её собственному выражению, «на маз», и они обе с радостным возбуждением предвкушали поездку. Никогда больше – ни до, ни после – не пребывала Саша в таком согласии с матерью. Та словно помолодела: была настроена миролюбиво и даже весело, её всегдашнее недовольство и плохо скрываемое раздражение сменились насмешливой снисходительностью и почти дружеским подтруниванием. Елена Степановна заказала себе пару платьев у той самой портнихи, которая шила Сашин бальный наряд – «чтобы не ударить в грязь лицом перед культурной столицей» – и была настолько благодушно настроена, что купила дочери дорогой плащ в одном из только что открывшихся новомодных бутиков, торгующих «брендовой одеждой».
Но меньше чем за неделю до их отъезда Веру Сергеевну увезли на «скорой» в больницу: инфаркт. Пока она была в реанимации, попасть к ней могла только дочь, которая работала в той же больнице. Когда же бабушку перевели в общую палату, к уходу за ней подключилась Саша. Поездку пришлось отложить – неведомо на какой срок.
Сидя рядом с кроватью на жёстком больничном стуле, Саша чувствовала себя очень несчастной – и ненавидела за это саму себя. Ей, конечно же, было очень жаль бабушку, и она страшно переживала за неё, но ещё больше было жаль себя. Что теперь будет с её экзаменами? И как же их со Славиком планы и мечты? Ведь он поступит, она была уверена, что поступит – такой умный, целеустремлённый. Её Славик! И одна половина Сашиной души страстно желала ему успеха. Другая же, в тайне от неё, надеялась на неуспех ради возвращения любимого. Потому что было ясно, что бабушку оставлять одну нельзя. Во всяком случае, ещё какое-то время.
Она почувствовала мягкую бабушкину руку на своей – та, видимо, проснулась уже какое-то время назад и наблюдала за внучкой. Саша очнулась от своих тягостных дум.
– Ба, что-нибудь надо? Ты как?
Вера Сергеевна вздохнула и помотала головой.
– Нет, милая. Со мной всё в порядке, я очухалась. – Она грустно улыбнулась и погладила Сашину холодную руку. – А вот с тобой беда!
– Да прям! – поспешила возразить Саша, но вышло это не слишком убедительно.
Вера Сергеевна похлопала её по руке.
– Не надо, девочка, я же вижу, как тебе тяжело. Сама не ждала от себя такой подлости, это перед твоими-то экзаменами!
– Ба, ну перестань, ты же не нарочно!
– Не нарочно! – передразнила та. – Как будто тебе или матери от этого легче!
Саша не знала, что на это возразить. Её мысль металась в поисках ответа, который был бы и утешительным, и достаточно убедительным, но ничего подходящего не приходило в голову.
Замолчали, думая каждая о своём. Саша думала о том, что, после ухода отца, бабушка была единственным человеком, на чьё понимание она всегда могла рассчитывать. Неизвестно, чем стала бы её жизнь с матерью, если бы не было бабушки. Точнее, известно чем: нескончаемой чередой придирок и попрёков. И – глухого, безнадёжного непонимания! Саша ни за что бы не произнесла этого вслух, но со временем она начала понимать, почему отец их оставил: Елена Степановна была законченным эгоцентриком.
Вера Сергеевна в это самое время думала о том, что лучше бы уж Господь прибрал её во время приступа, чем лежать теперь колодой на пути своей любимой Сашки. Достаточно она была ей заступницей, девочка выросла и, кажется, теперь может сама постоять за себя, а если нет, то пора ей этому научиться. Надо только, чтобы она уехала от матери. «Поговорю с Леной!» – решила она для себя.
Но разговор не задался. Позвонив в Питер, Елена Степановна с трудом выторговала себе ещё неделю, после чего ей либо следовало немедленно приступить к стажировке, либо это место отойдёт другому человеку – желающих было много. Поэтому, когда мать заговорила с ней о Саше, она ответила, что об этом не может быть и речи: Сашка останется в Раздольном с бабушкой – подумаешь, потеряет год! Ерунда в её возрасте, поступит в следующем, как раз получше подготовится. А для неё, Елены Степановны, это, возможно, последний и единственный шанс.
– И мама, не надо из-за этого так переживать! Не хватало ещё тебе второго инфаркта. Сашка не глупая, она всё поймёт!
Саша, конечно, поняла. Разве могло быть иначе? Мать сообщила ей о своём решении тем же вечером. Возразить на её аргументы было нечего: Саша действительно начала готовиться к экзаменам в институт культуры только в мае, к тому же она не была ни медалисткой, ни даже просто отличницей, и шансы, что она поступит с первой попытки, были, честно говоря, фифти-фифти. Но Славик! Что ж, он уедет без неё.