Так поступают только девочки
Шрифт:
– Иди к столу, будешь отвечать на вопросы младшего лейтенанта, – приказала я Матвееву, – Расскажешь, что ты натворил.
Говорю как можно строже, пусть думают, что порядки у нас строгие. Матвей поплелся к столу и стал перед сидящей Любкой по струнке. Раньше, когда они шли и она держала его за руку, она старалась не смотреть на его основные места, а тут он стал перед ней навытяжку, все болтается. Она запищала: «Пусть его посадят». Я поднесла стул, а когда он садился, вы не поверите… я увидела у него на заднице круг.
– Какой круг?
– Какой? Какой? Кровавый. Ладно, объясню. Мне Любка потом рассказала, что произошло.
А
– А кровавый круг?
– Это особое дело. Матвей рассказал, что, когда его забрали, то посадили в камеру. А там по традиции новичка «прописывают»: сажают на горшок на три часа. А он не выдержал и после двух часов сдался. Два часа и то кровавый круг. Его немного побили и заставили выпить полраковины воды. И теперь он через каждые пять минут по малой нужде бегает.
– Дикость! Кошмар!
– Точно, дикость. Любка рассказывала, что по дороге он ее два раза в туалет таскал. Она ему: «Потерпи», а он: «Не могу. А то…» Она знаете какая трусиха, боится отпустить его руку. Так и, держа за руку, ходила с ним в туалет. Он делал все это, а она держала его за руку.
Ребята начали хохотать. Девчонки на них зарычали:
– Как вам не стыдно! Какой ужас!
– Ну а дальше, – продолжала Ленка, – уж не знаю, что он там Любке наговорил, она написала чего-то и мотает головой, не знает, что делать дальше. Я подошла, взяла листок. Все написано по делу. Поднесла листок майору. Тот посмотрел и сказал: «Все в порядке. Можете его забирать. Только не забудьте сначала одеть».
Пошли назад. Любка норовит его снова за руку взять. Я ей говорю: «Брось. Не дури». Он пару раз в туалет. Она было ринулась за ним. Я ей: «Не дури». Убедила. Но картина была жуткая: две молодых девы в офицерской форме, а промеж них голый парень, наголо постриженный и с красным кругом на заднице. Люди, попадавшиеся в коридоре, останавливались, а один парень оторопел: «Жуть какая. Прямо как в гестапо!» Мы с Любкой красные, а Матвею ничего, даже доволен. «Спасибо Любовь Константиновна, что спасли». А она вообще-то не Константиновна, а Кирилловна. Довели его до цокольного этажа, получили его одежду, он оделся, и мы повезли его сюда. Он два раза пулей из трамвая и в подворотню. Любка-дура хотела за ним бежать. А я ей: «У писсуара, что ли, настоялась? Не видела, как они это делают!»
Кончилось все тем, что Матвей получил то, что ему записала Любка, а ей дали пять суток домашнего ареста. То есть пять дней сидеть дома. Плюс выходной. Неделю сидела дома, пока не оклемалась. К психиатру ходила. Ей-то и арест дали, чтобы оклемалась. Но и потом она не всегда была в норме. Ей, конечно, запретили сопровождать ребят. А Матвей, отбыв все наказания, тоже не сразу пришел в себя. От прежних «крошка» и «малютка» следа не осталось. И улыбочка нахальная сошла. И девчонок по имени-отчеству и на «вы» то ли в шутку, то ли всерьез стал называть.
Мама, конечно, про себя радовалась и стала бегать в фойе, чтобы сказать Леше, как она была права. Но его все не было. А потом случилась совсем другая история, как бы теперь сказали «покруче».
Мама несколько дней подряд приходила в фойе, но Леши там не было. И вдруг утром в понедельник она узнает, что он уже с четверга в санчасти, госпитализировали с высокой температурой. Она сразу же помчалась в санчасть.
Алексея нашла не сразу, он шел на процедуру, небритый, высохший, из-под белого халата выше колен торчали тонкие ноги. У нее екнуло сердце, она захотела тут же обнять его. Он, увидев ее, отшатнулся:
– Зачем пришла? Посмотреть на меня в жалком виде. Ладно, получай удовольствие.
– Не глупи. Что с тобой? Какая у тебя температура?
– Разреши, я пойду на процедуру. Или прикажешь оставаться?
– Иди, иди. Я приду после обеда, принесу тебе чего-нибудь.
– Не приходи.
Но разве можно было переубедить мою мать! В обед она купила конфет, яблок и пирожное, то есть то, что, по ее мнению, необходимо больному мужчине, и отправилась в санчасть. А там ей сказали, что больной Сапунов сбежал.
– Дурак, ну дурак, – убивалась мама. – Из-за меня сбежал.
А утром на следующий день… Не успела она подняться на свой этаж, как ее огорошили ужасной новостью. Леша разбил окно и сбежал из санчасти, потом через какой-то лаз проник в казарму. За это ему влепили пять суток ареста, и с самого утра Ленка Карпова повезла его на гауптвахту.
Маму как молнией ударило. «Ведь это он из-за меня! Дура я, дура. Что я наделала!» Потом схватила пальтишко, выскочила на улицу дежурить у трамвайной остановки, встречать Ленку.
Та появилась через полчаса.
– Ну как?
– Кошмар. Полный кошмар. Так жалко, так жалко. Просто до слез.
– Как он вел себя?
– Делал вид, что не боится. Храбрился. Я взяла его за руку, а ладонь у него холодная и влажная.
Мама почувствовала, что у нее трясутся руки.
– Всю дорогу молчал. Потом сказал, что хочет выйти попить воду в автомате. Я хотела сказать, что холодно и он простудится, и потом ведь там такое вытворяют, воду пить заставляют, помнишь как с Матвеем. Но сказать не посмела, обидится. Вышли мы с ним. Он подошел к автомату и выпил три стакана.
– Потом? Что потом?
– Приехали в комендатуру. Я нашла, куда нам надо. Там посмотрели на бумаги. И сказали: «Все в порядке. Вы можете идти, а ты стой там, тебя возьмут». Ну как вещь. Прямо как вещь. Только я хотела к нему подойти, подбодрить, а его уже повели. Он даже не оглянулся. Я к майору и говорю: «Это замечательный человек, будущий великий математик. Он попал случайно, не хотел в больнице лежать». А тот мне: «Ну и что?» «А то, что поместите его в хорошую камеру, последите, чтобы с ним хорошо обращались». Он мне: «Не бойся, младший лейтенант. Вернем в надлежащем виде».