Так поют сентябри
Шрифт:
Скрипит дверь.
– Настюш…
– Привет… это чего у тебя?
Настя оторопело смотрит на тайные знания в моих руках, так и слышу насмешливый говорок инспектора, нда-а, так-то вы конспируетесь…
– Гляди, прикол… шарики разноцветные…
– Класс…
Настя отряхивает с лица полусгнившую плоть, садится ко мне.
Что-то шевелится в груди, еще, еще. Паразит какой-нибудь завелся, не иначе, бывает такое, жук какой-нибудь или червяк, который мертвечинку любит…
Надо бы Настю попросить покопаться, пусть вытащит…
Успеется…
Пошло оно всё.
Что всё…
Да всё всё.
Проклинаю инспектора. Проклинаю себя, что связался с инспектором. Организацию почему-то не проклинаю, почему-то боюсь, чует мое сердце, они и мысли почитывают…
Пошли они все.
Всё равно – пошли они все.
Хватит уже меня завтраками кормить. То есть, завтраками не хватит, а обещаниями… Завтра, завтра, потом, потом, как-нибудь, дру-уг мой, тут некоторые годами очереди ждут, в организацию, а вы…
А я ждать не хочу.
Инспектор, наверное, уже понял, что я не приду.
И в организации уже все поняли.
Колотится и колотится в груди паразит, что он там прогрызает… Надо бы вытащить, а то вот так погрызет-погрызет, потом а-а-а, половины внутренностей нету, и развалишься пополам…
Интересно, что будет с этими… которые уходят из Организации…
Что будет, ясно-понятно что будет, не живут такие долго, не живут…
Понемногу осваиваюсь в незнакомом городе, чувствую, долго я здесь не останусь. Они найдут. Кого угодно найдут. И тогда…
Какой-то пьянчужка с размаху налетает на меня, разваливается на куски. Ясен пень, насквозь гнилой, пьянчужки другие не бывают. Хотя нет худа без добра, у них паразиты не заводятся, спиртяку не терпят…
– Да я одной левой.
– Ага, ври больше.
– Да я через колено.
– Ага, сочиняй…
Пьяная компания гогочет за углом, чуть-чуть сворачиваю, ускоряю шаг. Полусгнивший парень хочет перешибить что-то через колено, кирпич… не похоже… узнаю предмет в его руках, это же…
Бегу, кричу, паразит в груди совсем разошелся, бьется о ребра…
– Отдай!
– Ты чего, ох…
– Дай сюда!
Свалка. Летят в разные стороны руки, ноги, головы, хватаю из гнилых рук то, что не кирпич…
– Парни, он того! Он…
Узнали, сволочи. Сказали страшное слово. Слово, которое боялся сказать даже инспектор…
На меня набрасываются все. Все. Без исключения. Хулиганье. Прохожие. Полиция. Толпами. Полчищами. Стаями. Еще отбиваюсь, сам не понимаю, от кого…
Огонь.
Много огня, мерзкий дух гнилого паленого мяса, напалмом, что ли, очень похоже, это в духе Организации… кто-то хватает меня, кто-то тащит в машину, откуда жгут толпу напалмом, пусти-пусти-пусти…
Тормозят где-то за городом.
Смотрят на меня.
Семеро.
Теперь вижу – вот они. Организация. И чувствую – имя им легион.
– Вот… вот…
Показываю то, что отобрал у парня, что он не переломил-таки о колено…
– Мастер и Маргарита? Уважаю, – говорит один из них, – далеко пойдешь, парень…
– Только в организацию что-то брать не торопитесь…
Посмеиваются.
– А ну-ка дай, проверим…
Протягивает руку к моей груди. Отшатываюсь, тут же спохватываюсь, ну да, там же…
– Там это, червяк какой-то завелся, колотится, парни, не в службу а в дружбу вытащите?
– Червяк, говоришь? Счас глянем, что за червяк… ну-ну…
– Стучит? – спрашивают остальные, смотрят на меня, как на невиданную диковину.
– Ага…
– Похоже, брать его уже можно.
– Нужно.
– Ну, давай…
– На колени становиться?
– Чего ради нам на колени друг перед другом вставать… – кладет мне руку на грудь, – сим объявляю тебя человеком…
Тринадцатый
Помечаю в блокноте:
Это двенадцатая.
Смиляна
А до этого было одиннадцать.
Ивенджелин
Антонелла
Сархан
Богомил
Куйаллек
Кольдинг
Адорасьон
Меонг
Сальсабиль
Флорентин
Униткак
Это женщина, Униткак. Ну как женщина, девушка, девочка, семнадцать лет ей было. Да, было. Потьому что её уже нет.
Конец ознакомительного фрагмента.