Так становятся звёздами
Шрифт:
Народ радостно приветствовал всех. Его энтузиазм охладел лишь при виде представителей императорского суда и счётной палаты – символа ненавистных налогов.
Представителей высшей знати приветствовали восторженно. Толпа обожала молодых господ, таких храбрых, таких блестящих! Все словно напрочь забыли об их мотовстве, чванстве, кутежах и бесстыдных дебошах в тавернах, а помнили только о красоте да военной доблести.
Наконец показалась и невеста.
Эффидель Фальконэ ехала в открытой колеснице из позолоченного серебра, в которую была впряжена шестёрка лошадей в алых попонах, расшитых золотом и драгоценными камнями. Под белоснежной длинной вуалью, спускающейся на роскошную, но бесформенную мантию, самой принцессы было и не рассмотреть.
Очень символично: не женщина, а статус. То, что можно выгодно продать, вручить, обменять, невзирая на личные и физические достоинства или недостатки. А раз последние не имеют значения, то и демонстрировать их ни к чему.
Трон под алым балдахином с золотыми кистями установили на верхней площадке лестницы, ведущей к храму. Белые мраморные ступени, по которым должны были подниматься гости, чтобы удостоиться чести коснуться губами императорской длани, устлали коврами.
Жених и невеста под удушающе-роскошными одеждами стояли по правую сторону от императора.
Принцы и герцоги, обладающие властью не меньшей, а подчас и большей, чем сам император, один за другим преклоняли колено перед тем, чьё превосходство признавали, вынужденно или номинально, как уж совесть позволяла.
– Сеньорита, если вы хотите без опозданий попасть на бал, нужно вернуться, чтобы успеть подготовиться.
Служанка была права. Гаитэ позволила ей себя увести.
Фантазировать о том, что всё будет по её воле, легко и ловко, было приятно, пока Гаитэ находилась под сенью лесов, а здесь, видя перед собой всех этих людей во всём кричащем блеске их великолепия и дикой спеси, она понимала, что сегодняшний вечер, вероятно, потребует от неё всего её мужества. И ещё не факт, что его хватит.
«Ладно, самое худшее, что со мной может случиться – мне отрубят голову. Ведь когда-то я верила, что меня вообще сожгут».
Мысль, прямо скажем, не особо одобряющая.
После ванны с благоухающими травами, маслами и притираниями, после лёгкого обеда, которого должно было хватить, чтобы за ужином не накидываться на императорские деликатесы, Гаитэ впервые примерила шикарное платье из белой тафты, приготовленное заранее для такого случая. Шемизетка из тончайшего кружева, украшенного мельчайшими алмазами, выглядевшими, словно капли дождя в лунном свете, была настоящим произведением искусства. Полы платья отвернули и закололи бриллиантовыми аграфами.
К платью прилагались бриллиантовые гребни, серьги с подвесками, полумаска и веер из пушистых перьев.
– Нужно причесаться, сеньорита.
Гаитэ покорно отдалась в руки камеристки. Та ловко приподняла её тяжёлые, светло-русые, с пепельным отливом, волосы, туго оплела их нитями жемчуга и заколола гребнями.
Когда приготовления были завершены, один из слуг подошёл с зеркалом в руке, позволяя Гаитэ увидеть себя в новом обличье.
Вся она, такая хрупкая, нежная, с шелковистой кожей, походила на жемчужину, излучающую мягкое сияние.
«А ведь я красива», – с удивлением подумала Гаитэ.
Служанка опустилась на колени, чтобы поправить шлейф верхнего платья.
– Вы не знаете, старший сын императора Алонсона, герцог Карди, будет на балу? – спросила Гаитэ.
– Конечно, сеньорита, – всё ещё стоя на коленях и не глядя на госпожу, прошептала служанка. – Этот ужасный человек не пропустит возможности заявиться на праздник, на котором будет так много красавиц и лучшего вина в Саркоссоре.
– Ужасный человек, – задумчиво повторила Гаитэ, с трудом подавляя вздох. – Он на самом деле так плох, как говорят?
– Даже хуже! Все Фальконэ прокляты. Я слышала, как один из бесстыдных, всюду проникающих пажей, рассказывал, что во дворце герцога, в его красном, как кровь, палаццо, есть флигель, кому никуда не дозволено ходить. Его охраняет огромный мавр, такой чёрный, как днище годами нечищенного чугуна. Там целыми днями напролёт герцог предаётся оргиям с разными женщинами. У него неистощимая мужская сила и кровожадное сердце льва. Однажды, когда страж на минутку отошёл, паж увидел черед приоткрытую дверь большой зал с огромной кроватью под алым балдахином и длинными цепями, прикрученными к стенам. И плети. Багровое пламя плясало по стенам, танцуя по обнажённым женским телам. Говорят, что непокорных красавиц этот людоед пускает на жаркое, которое готовит лично. Несмотря на жестокое обращение с женщинами, у Торна Фальконэ от них отбоя нет. Видимо, он завлекает их при помощи магических снадобий?
– Просто паж выдумщик, как все мальчишки. Дело не в дьявольских кознях, а в деньгах и власти и нет в мире чар сильнее.
– Увы, сеньорита, – подняла девушка тёмный, застывший взгляд, – не все россказни лживы. Многие девушки, услугами которых пользовался герцог Карди, напуганы до такой степени, что предпочитают хранить молчание о проведённых с ним ночах. В его дворце такое творится… просто срам! Даже родной отец пытался предостерегать сына, но тот никого не слушает.
Из дома выехали затемно.
Звёзды на небе затянуло лёгкой дымкой тумана, отчего луну словно окружал золотой ореол. А на земле повсюду пылали факелы да вино лилось рекой. Окна императорского дворца светились, как зачарованная табакерка. Экипажи так плотно заставили улицы, что почти с полквартала пришлось идти пешком.
Когда Гаитэ, в сопровождении небольшой свиты, вошла в переполненный народом бальный зал, герольды объявили имя вновь прибывшей, но в общем громогласном шуме оно потонуло, как капля в море, чему она была только рада.
Новобрачные спускались со второго этажа по широкой лестнице.
Невеста сменила тяжёлые подвенечные одеяния на нарядное платье, хорошенькое личико теперь было открыто любопытным взорам – вуаль больше не скрывала его. Жених тоже был не дурён собой. Молодые являли собой красивую пару, лучась здоровьем и довольством. Приветственные крики, овации, здравницы, пожелания счастья, процветания, скорейшего обзаведения здоровым потомством слышались отовсюду, стоило молодым поравняться с гостями.