Так умирают короли
Шрифт:
— Придет новый человек. — продолжал Демин. — Начнет нас ломать через колено. Он пришлый! Ты понимаешь? Ему ни дух передачи не постичь, ни с нами не сойтись по-доброму. Ты думаешь, он вот тебе зарплату поднимет? Или повышение предложит? Ни черта! Мы им нужны как ширма. Вот, мол, люди, которые с Самсоновым работали. Так что продукт вы, телезрители, получаете тот же самый. А на деле — чистое надувательство.
Демин заглянул мне в глаза:
— Пойдешь администратором в группу? Твоя зарплата вырастет вдвое.
— Не понимаю, — признался я. — Какая группа? Какой администратор?
—
Я хотел напомнить ему, что администратор у нас он, и куда же это он собирается от нас уйти, но вдруг понял, что как раз Демин никуда уходить и не собирается. Эту мою догадку он тотчас подтвердил.
— Нам не нужен варяг со стороны, — сказал Демин уверенно. — Он убьет нашу передачу. Только мы сами можем ее. продолжать. Я возьму на себя управленческие функции…
Он встанет на место Самсонова, я займу его место, всем остальным он поднимет зарплату — и никто со стороны нам не нужен. Так следовало его понимать.
— Я уже говорил с Алексеем… Я посмотрел Демину в глаза.
— Он согласен, — закончил он свою мысль. Значит, Кожемякин готов к такому раскладу. Я с трудом удержал вздох. Мертвого Самсонова только что забросали землей. А жизнь уже бурлит, и живые интригуют.
— Я не хочу сейчас говорить об этом.
— И напрасно! — оценил Демин. — Нас попробуют подмять, вот увидишь. И полугода не пройдет, как никого из нас в передаче не останется. Заменят своими людьми.
Я и не собирался оставаться с ними так долго. Сразу, как только отыщется убийца Самсонова, я возвращусь в Вологду. Но ничего такого я Демину не сказал.
— Подумаю, — буркнул.
Только чтобы он отвязался. Мы сели в машину.
— Будут поминки, — шепнул я Светлане.
Она посмотрела на меня черными от горя глазами и ничего не ответила.
«Она не могла убить, — вдруг понял я. — Не способна. Слишком сильно любила. Вместе с Самсоновым она сама умерла. Так что искать надо среди этой троицы: Загорский, Демин, Кожемякин». Кожемякина я ставил на самое последнее место. Почему? Не мог себе объяснить.
Глава 32
Поминали Самсонова в ресторане. Сначала, как мне сказали, собирались накрыть столы в его загородном доме, но после передумали, поскольку в том доме он был убит.
Я сел рядом со Светланой, потому что она, увидев два свободных места за столом, взяла меня за руку и усадила подле себя, так что Кожемякин и Демин, которые вошли в ресторан вместе с нами, потоптавшись в некоторой растерянности, были вынуждены пройти дальше.
— Я ненавижу их, — прошептала Светлана.
Это было полной неожиданностью для меня.
— Почему?
Она посмотрела на меня так, будто сомневалась, способен ли я ее понять.
— Ведь кто-то из них, — сказала она с давящей тоской.
Я, наверное, изменился в лице, потому что Светлана покачала головой и торопливо положила свою руку на мою:
— На тебя я не думаю.
— Почему? — опять спросил я.
Вместо ответа она невесело улыбнулась. Я так и не понял, почему именно мне была выдана индульгенция.
Алекперов предложил помянуть Самсонова. Он не говорил много, все уже было сказано там, на кладбище. Светлана заплакала — беззвучно, без слез. Страшный плач. Я старательно отводил глаза.
На многих похоронах мне доводилось бывать, по-всякому там обходилось, и по-разному вели себя присутствующие, но я еще не видел такой придавленности горем. Когда человек умирал, оставшиеся жить придумывали причину, позволявшую приглушить скорбь. «Он болел, — говорили они. — И так мучился!» Подразумевалось, что смерть избавила несчастного от мучений. Еще могли сказать: «Что ж, дети уже взрослые, успел поставить на ноги. Справился со своими земными делами, пора и отдохнуть». И какая бы ни придумывалась причина, всякий раз оказывалось, что человек ушел не из жизни, а именно от тягот жизни, и жалеть об этом надо, но не стоит убиваться.
С Самсоновым все было иначе. Он умер, когда для него лично все только начиналось. Несколько язвительный и временами несносный, но всегда блистательный Самсонов стремительно поднимался к вершине. Цель, которая маячила перед ним, была видна ему одному, никто не знал, где он остановится, но что это будет настоящий Успех, изумительный Успех, Успех, которого не будет больше ни у кого, кроме везунчика Самсонова, в этом никто не сомневался. Он был на виду, и миллионы глаз следили, как он поднимается все выше и выше; ему завидовали и ему поклонялись; он был символом, он был воплощением мечтаний миллионов. Его судьбу и его взлет каждый человек соотносил с собой, и искренне верил, что и он может точно так же, вот только еще капельку везения или еще чего-то, чему нет определения, но чего каждый ждет всю свою жизнь в сладком предвкушении, что судьба и ему улыбнется. И вдруг — крах. Нелепая смерть. Труп, засунутый в багажник собственной машины. Я всматривался в лица окружающих меня людей и видел растерянность, граничащую с унынием. Видеть это было невыносимо.
Светлана пила, не пропуская ни одной рюмки. Мне казалось, что она при этом совершенно не пьянеет. На всякий случай я придвинул ей салат и грибы, но она никак не прореагировала на мое участие. Она немало выпила, но лицо даже не порозовело. Была так же бледна, как и на кладбище.
Мимо нас прошел Алекперов. Увидев Светлану, он ободряюще ей кивнул. Светлана проводила его бесстрастным взглядом.
— Ничего у него не получится, — внезапно сказала она.
— Ты о чем?
— О передаче. Без Самсонова все умрет.
Я не стал перечить вдове — исключительно из вежливости. Она, наверное, уловила исходящий от меня холодок несогласия.
— Не получится, — повторила упрямо. — Сергей был сердцем программы.
— Алекперов ищет ему замену, — осторожно сказал я.
Она покачала головой, не соглашаясь.
— Замену кому? Самсонову? Чтобы делать такую передачу и делать ее так, как ее делал он, надо иметь особый талант, Женя. И особый характер. Надо уметь наблюдать, надо знать людей, надо их любить и в то же время немножечко их ненавидеть. Надо любить себя и в то же время отчетливо понимать, что ты — такой же, как все, кто тебя окружает. Надо быть сложным, Женя.