Такая работа. Задержать на рассвете
Шрифт:
— Удивительный механизм, — Гаршин подержал часы на ладони, — и увесистый. Между прочим: вчера днем в ваше отсутствие никто не мог к вам прийти?
Во время этого разговора Кравченко особенно внимательно осматривал стены прихожей.
— Как же, прибегала младшая сестра жены. Зоя. Я с ней говорил сегодня по телефону, расспрашивал. В подъезде и на лестнице она никого не встретила: ни водопроводчика, ни монтеров, ни «горгаза». Я понял, чем вы интересуетесь.
— Что за человек ваша свояченица? — спросил Кравченко, оторвав, наконец, взгляд от стены. — Сколько ей лет?
— Тридцать семь. Это серьезная, положительная женщина. Многодетная,
— Счастливая мать! — сказал Гаршин.
По окончании осмотра Шатько проводил их до лестницы.
— Да, счастливая мать, — сказал у машины Кравченко, оглядываясь на окна квартиры и поникая голос, словно Шатько мог его услышать. — Вы обратили внимание на остроту граней? А вес? Один удар по голове…
— Этот вор — потенциальный убийца, — кивнул Гаршин, — а может, и убийца — в прошлом. Недаром меня не оставляет ощущение какого-то особого цинизма, с которым выбраны обе жертвы. Известная старая актриса. Писатель, собирающий редкие книги… Здесь не обошлось и без другого подлеца — наводчика, тонко втершегося в доверие… Кстати, мне кажется, наводчика нам будет найти легче, чем исполнителя.
Глава 2. За монахом!
Данилову было не по себе: шли дни, а кражи оставались нераскрытыми. На душе скребли кошки. Ему казалось, что Гаршин мало требует от своих подчиненных, не умеет «поднажать», что сам он давно бы раскрыл эти кражи, если бы занимался только ими. Но у него, Данилова, забота не об одном Остромске. У него на руках вся область. Он должен «организовать работу», а не бегать сам за преступниками.
По нескольку раз в день Данилов заходил в кабинет Гаршина, придирчиво выспрашивал, что он собирается делать дальше. Данилову хотелось отчитать майора, но вид усталых оперативных работников, их исписанные блокноты, выросший на глазах объемистый том розыскного дела, телефонные звонки, следующие один за другим почти без перерыва, не давали полковнику формального права на крутое вмешательство.
— Какую версию проверяете? — отрывисто спрашивает Данилов, наугад ткнув пальцем в сторону Ферчука, серой тенью прилипшего к большому испачканному чернилами столу.
— Проверяю причастность к кражам…
Лейтенант встает и называет известную воровскую кличку.
— А вы?
…Кравченко работает по установлению преступников-гастролеров, которые в день кражи могли находиться в Остромске. Это одна из наиболее трудных линий работы. Но особые надежды Данилов возлагает на деятельного Спартака Шубина, который занимается возможными наводчиками, то есть самой перспективной работой, — ведь Гаршин предсказал, что наводчик будет установлен раньше, чем тот, кто непосредственно совершил кражу, а у майора чутье есть, это Данилов понимает, как бы он ни относился к методам работы своего заместителя.
Работы у Шубина невпроворот. Он ходит по кабинетам, высокий, быстрый, поминутно поправляя двумя растопыренными пальцами свои массивные, в тяжелой роговой оправе очки, делающие его похожим на успевающего, занятого научной работой студента.
Шубин садится на столы, курит, стряхивая пепел куда попало, и бросает окурки издалека, точно попадая в урны. Капитану Шубину около тридцати, но он не стремится к солидности, ему нравится, что все называют его просто Спартак, любят его легкость, бесцеремонность и верят в его звезду.
— Ну, как наши дела, Спартак? — спрашивает Данилов.
— Никуда он от нас не уйдет.
У Спартака в руках длинный разделенный надвое чист бумаги; слева он вписывает в него тех, кто посещал квартиру Ветланиной, справа — гостей Шатько. Пока еще ни одна из фамилий не появилась и этом списке дважды — в левом и правом, но зато их много, этих фамилий, и работа у Шубина спорится, поэтому успокоенный Данилов уходит к себе.
Через час он снова появляется в кабинете Гаршина.
— Константин Николаевич, я просил выбрать лиц, которые во время кражи искали ценности в книгах. Сделано это?
Услышав недовольный голос полковника, оперативники спешат удалиться, оставив майора и полковника вдвоем.
— Таких трое. Двое из них в заключении, третий живет в Камышине. Проверен. Из города не выезжал.
Черные глаза Гаршина — само спокойствие. Из-за этого вот непоколебимого спокойствия, сознания своей правоты, а не из-за оперативного опыта выбрал в свое время Данилов заместителя. Теперь же оказывалось, что для совместной работы этого недостаточно: настоящего понимания, дружбы между ними не было, как ни старался Данилов.
— МУР ничего нового не сообщил?
— Пока нет.
— Так-так… Вы дали указание подготовить отчет по новой форме?
Видя, что Гаршин ничего не упускает, Данилову переходит к менее значительным вопросам.
— Надо распорядиться, чтобы в отделение служебного собаководства поставили второй телефонный аппарат для прямой связи с дежурным по горотделу.
— Как решается вопрос о переводе к нам Haлeгина? Вы поддержали меня? — спрашивает Гаршин.
— Уже есть приказ. Райотдел сначала ни в какую, потом согласились. Если бы отдавали с радостью, тут я еще подумал бы… Кстати, раз уж мы коснулись вопроса о кадрах, — к нам на оперативную машину просится шофер начальника управления. Как ты на это смотришь?
— Калистратов? Я бы взял, раз просится.
— А я именно поэтому думаю его не брать: сегодня просится к нам, завтра просится от нас. Просится — значит, разборчив!
— Ну, это не так все, — Гаршин хмыкает углубляется в бумаги.
Перед майором несколько рапортов — результаты проверки тех, кто мог совершить квартирные кражи. В них только все «за» и «против», а выводов нет, Гаршин должен решить, проверять дальше этих людей или считать проверку законченной.
Уж этот вечный вопрос: причастен — не причастен, виновен — не виновен! Только в случае поимки настоящего преступника можно окончательно на него ответить. Но не находиться же человеку под подозрением, пока преступление не будет раскрыто! Кто-то должен, поверив своему жизненному опыту и интуиции, вынести следовательский приговор: считать версию проверенной или нет.
— Этого нечего проверять, — взяв рапорт, лежащий сверху, говорит Данилов, — в промежутке между двумя кражами он не мог появиться дома и принести из школы ребенка.
— Согласен.
— А Никонов, говорят, в последнее время частенько выпивает, — в руках у Данилова другой рапорт.
— Выпивает, но, судя по всему, он на такие преступления не пойдет. Нет здесь той опасной совокупности: выпивка плюс низкая культура, склонность к насилию… На Востоке говорят: пьянство не порождает пороков, а лишь обнаруживает.