Такая работа. Задержать на рассвете
Шрифт:
Налегин облегченно вздохнул, перевернул страницу, ожидая, что сообщение это даст розыску новый счастливый поворот. Но дальше шли лишь планы мероприятий:
«…Для оказания практической помощи в раскрытии квартирных краж гр. гр. Ветланиной и Шатько создать бригаду работников милиции в составе… во главе со старшим следователем областной прокуратуры…»
«…Проверить причастность к краже вещей у Ветланиной ее бывшей домработницы Вертопраховой…»
И снова: «выполнено», «установлено», «проверено».
Наконец, синий московский
«3 марта с. г. после работы я поехала по хозяйственным делам в центр и примерно в 16 часов находилась вблизи скупочного магазина, номер которого не помню. Когда я вышла из магазина «Электроприборы», ко мне подошла незнакомая женщина, которая спросила меня, живу ли я в Москве и есть ли у меня с собой паспорт. На мой недоуменный вопрос она ответила, что находится в Москве проездом из Караганды в Донецк, куда едет к отцу. По дороге она хотела сдать в скупку старинные золотые часы и увеличительное стекло в дорогой оправе, но от иногородних в магазине вещи не принимают, а в Караганде покупателей на них найти трудно. Еще женщина упомянула о том, что часы и стекло подарила мужу его мать, артистка. О своем отце в Донецке она сказала, что он болен — страдает старческим психозом. Я согласилась ей помочь и сдала указанные вещи в скупочный магазин на свое имя. Пока я сдавала их, женщина находилась на улице, а потом подошла ко мне. За оказанную ей услугу она стала давать мне 10 рублей, но я отказалась. Мы с ней вместе дошли до центра, где и расстались, предварительно обменявшись адресами. Она проживает в Караганде по улице Советской, 16, кв. 6, зовут ее Ниной, фамилию я не запомнила. Ее приметы: на вид 35–40 лет…»
«Остромск начальнику уголовного розыска полковнику Данилову
Караганда 9364 5363 1620 интересующее вас лицо Караганде указанному адресу не установлено = Севастьянов…»
«Проверкой семей лиц страдающих старческим слабоумием находящихся на учете психоневрологическом диспансере Донецке данных представляющих оперативный интерес не добыто = Афонин».
Здесь же была и телеграмма какого-то сверхдисциплинированного начальника поселкового отделения милиции, дававшего, видимо, одинаковые ответы на все получаемые им сообщения:
«На территории Вихровского поселкового отделения милиции преступники совершившие кражу вещей гр. гр. Ветланиной Жабко не обнаружены положительном случае сообщим дополнительно = начальник Вихровского ПОМ Горецвет».
Отдельно были вшиты документы, касавшиеся проверки Монахова: протокол осмотра вещей, оставленных Монаховым в камере хранения, справка из вытрезвителя о том, что 26 февраля с 10 часов до 15 дня гр. Монахов занимал койку № 27 и не расплатился за место и медицинское обслуживание, и написанный зелеными чернилами, а потому особо выделявшийся рапорт курсанта средней школы милиции:
«Мною установлено, что Монахов ночевал в доме № 36 по проспекту Чернышевского у своих родственников и 26 февраля 1963 года вечером был отправлен в нетрезвом состоянии за их счет назад, в Шедшему. По объяснению родственников Монахова, последний говорил им, что в камере хранения на вокзале находятся его вещи, но ввиду опьяненного состояния номер ячейки вспомнить не мог. Прилагаю заявление родственников Монахова, поданное мне при посещении».
«Товарищ начальник в связи что после отъезда родственника по жене Монахова у нас пропали все ключи от дома, от сарая и от работы прошу дать указание участковому милиционеру чтобы принял меры охраны от родственника по жене Монахова до полной смены всех замков. Харин».
Синтаксис записки, не по умыслу автора близкий к телеграфному, не вызвал, однако, улыбки у Налегина, слишком озабоченного сутью дела, чтобы обращать внимание на форму. Он думал только о том, что надо удержать в голове и систематизировать все разношерстные сведения, содержащиеся в розыскном деле.
«Проверкой по дому № 16 Советской улицы в Остромске лиц, схожих по приметам с разыскиваемой женщиной, не установлено. Никто из прописанных в доме лиц в начале марта с. г. вне пределов города не находился.
Оперуполномоченный ОУР капитан милиции Шубин».
Следующий документ был подписан бывшим оперативным уполномоченным, отлично знавшим когда-то весь остромский преступный мир и уже долгое время находившимся на пенсии. С этим удивительным стариком, ходячей энциклопедией уголовного розыска, Налегин познакомился еще студентом на практике. В милиции заслуженного оперативного работника называли коротко и уважительно — «Чека».
«В 1953–1954 гг. аналогичным способом, то есть с поиском ценностей на книжных полках, среди книг, — писал Данилову «Чека», — совершались кражи вором-рецидивистом Ряхиным, находящимся в настоящее время на свободе».
Налегин расцепил пальцы, поднял голову.
— Ряхина еще не проверяли, Константин Николаевич?
— Сегодня или завтра проверим. Он сидит дома, а Данилов хотел бы за ним еще немного понаблюдать.
— А протоколы по его прошлым кражам не поднимали?
Гаршин хмыкнул: Налегин так и остался примерным учеником и по строгой академичности мышления и по манере обращаться к старшим.
— Они здесь. — Майор позвонил по телефону. — Прошу вас, занесите дела.
Гаршин так и остался преподавателем, подумал Налегин, любимцем старшекурсников: все так же вежлив, предупредителен, суховат.
Еще несколько минут каждый молча занимался своим делом: Налегин читал, а Гаршин просматривал корреспонденцию на тонкой папиросной бумаге, колыхавшейся от его дыхания.
В одном из дел по обвинению Ряхина, пятьдесят шестого года, протоколы осмотров — и здесь Налегин узнал Гаршина — были заложены аккуратными белыми листочками, остро заточенным карандашом были подчеркнуты наиболее интересные для них места…
«Лежащие на третьей полке книги находятся в беспорядке. По заявлению потерпевшего Шидловского, неизвестные лица, проникшие в квартиру, вынули из шкафа, а затем вновь поставили на место в ином порядке тома Большой Советской Энциклопедии с двадцать пятого по тридцать первый».
Память действительно не подвела «Чека» — три другие кражи, описания которых имелись в деле, также имели эту особенность!
…Полковник Данилов вошел в кабинет, как всегда, быстро и неожиданно. Налегин поднялся как-то рассеянно, придерживая одной рукой пухлое дело, которое только что перелистывал. Гаршин заметил, что распрямлялся он не сразу, а словно тугое лезвие складного ножа — сначала с трудом, будто неохотно и лишь затем бодро, даже энергично. Данилов не спускал глаз с нового работника.