Такая работа
Шрифт:
Ратанов нетерпеливо завозился на стуле.
— Все-таки? Покупала она рубашку у Джалиловой?
— Покупала. Еще зимой.
— Где эта рубашка?
— Продала и очень недавно. На днях. Продала на рынке молодому человеку в сапогах. Интересная деталь: покупатель этот с ней поздоровался. Говорит: «Ты ведь, бабка, из Шувалова? Я тебя знаю». Она действительно родилась в Шувалове, это километрах в тридцати к северу… Сестра ее и сейчас там живет…
— Она знает его?
— Говорит, нет. Может, говорит, вырос он или уезжал
— Странно.
Вошел Карамышев.
— А не могло так быть, что Джалилов своим вопросом натолкнул сестру на нужный ему ответ? А с Настей они могли заранее договориться…
Карамышев, как всегда, пробовал доказательства «на разрыв», с разных сторон. Но Ратанов чувствовал, что сейчас его сомнения напрасны — дать себя обмануть Карамышев не мог.
— Ты будешь разговаривать с Настей? — спросил Ратанов.
— А как же!
— Она здесь.
Карамышев вздохнул.
— Многое решит опознание. А ты знаешь, как я не доверяю опознанию!
В дверь тихо постучали.
— Да! — крикнул Ратанов.
Никто не входил.
Ратанов подошел к двери и отворил ее. На пороге застыл красивый черноглазый паренек лет двадцати двух. Лицо у него было матовое, нежное, а над верхней губой, как у женщины, была родинка. Только руки, как заметил сразу Ратанов, были тяжелые и крепкие. И черная челка падала на лоб не прямо, а чуть приподнималась на виске, как говорят, «корова лизнула».
— Вы ко мне? Заходите, садитесь.
— Я оформляюсь на работу в милицию. Хочу в уголовный розыск. И меня прислали из отдела кадров на беседу.
Он присел на край стула, сложил руки на коленях, видимо, приготовился экзаменоваться.
«Завтра такой вот мальчик придет вместо Андрея, — подумал Ратанов, — такова жизнь».
— Так-так… А сейчас вы где работаете?
— Работал я на заводе, учусь в заочном юридическом институте.
— Почему же именно в уголовный розыск? Как вас зовут?
— Лоев. Валерка.
— Валерий, — поправил Ратанов. — Так почему же именно в розыск?
— Нравится мне уголовный розыск. Слышал я много, читал.
Ратанов вдруг подумал, что в отделение может прийти юноша, который представляет себе их трудную, подчас однообразную работу только блестящей дуэлью умов, интересной и опасной игрой мужественных и хладнокровных людей. Вот дружинники видели эти затянувшиеся дуэли, знали, что хотя, держась за ниточку, можно распутать весь клубок, найти эту ниточку — ох! трудно… Нет, не такого паренька Ратанов хотел видеть вместо Андрея.
Вошел Егоров и молча сел у стола. Потом спросил вполголоса:
— К нам?
— Угу.
— Знаешь, дорогой, — обратился к нему Егоров, — послушай меня внимательно. Не решай сразу! Подумай: хватит ли у тебя духу, чтобы, несмотря ни на что, любить эту работу? Тяжело работать,
Теперь парень не сомневался в том, что его не возьмут.
— Не женат. А из родителей — мать только. Отец погиб. В Парюжском районе… Может, вы знаете, там они похоронены в сквере, у исполкома. — Голос его зазвучал тихо и выражение лица изменилось.
«Нет, он ничего», — подумал Ратанов.
— Он был начальником райотдела. Лоев.
— Ты — сын Ивана Егоровича? — удивленно поднялся Егоров. — Как тебя зовут?
— Валерий.
— Правильно. Валерка.
Появился Гуреев, нетерпеливо затоптался у дверей.
— Хорошо, Валерий, — кивнул Ратанов, — мы еще посоветуемся, но, по всей вероятности, будем работать вместе.
Парень густо покраснел.
— Я беседую с соседями Джалилова, Игорь Владимирович, — сказал Гуреев. — Вы не хотите с ними еще поговорить?
— Пусть заходят.
А день все тянулся и тянулся, нескончаемо долгий, нерадостный, беспросветный. И казалось, прошло не менее ста таких же длинных серых дней, пока наконец Карамышев, Альгин, Шальнов и Сабо не выехали на «победе» к монастырю. На второй машине за ними уехали еще несколько человек, в том числе Джалилов с оперативниками.
Ратанов и все, кто еще остался в его отделении, ждали их возвращения в кабинете Ратанова. Разговаривать не хотелось. Ратанов включил радио, слушали последние известия… На юге страны снимали урожай. В Сибири заканчивали перемычку великой реки. Тяжеловес Леонид Жаботинский установил новый рекорд по сумме многоборья.
Около двенадцати часов в коридоре раздался топот ног. Гуреев выключил радио. Не менее десяти человек быстро шли по коридору к кабинету Ратанова. В кабинете все встали, даже те, кто успел задремать. Открылась дверь.
— Ну? — вырвалось у Ратанова, но он уже видел унылое, сразу обвисшее лицо Веретенникова.
И тут Ратанов почувствовал, словно что-то оборвалось в слаженной большой машине, не останавливавшейся ни на минуту все эти дни: словно лопнул какой-то привод, приводивший в движение механизмы.
Все еще что-то говорили, двигались, садились и вставали. Звонил подполковник Макеев. Барков отвез Джалилова на машине домой. Прощались оперативники.
Андрея уже ничто не могло оживить.
Это понимал каждый.