Такая разная любовь
Шрифт:
— Жизнь течет не только в зале суда и состоит отнюдь не только из списка дел, назначенных к слушанию, Мэг.
— Сомневаюсь.
Он вернулся к дивану и подхватил свое пальто. На лице его было совершенно серьезное выражение.
— Ты обладаешь независимым мнением, Мэг. За столиком адвоката это качество высоко ценится, но в итоге именно оно может здорово навредить твоей карьере. Тебе нужно больше бывать среди людей, Мэг. Без этого трудно уловить некоторые чисто человеческие тонкости, которыми изобилует любое судебное разбирательство.
Мэг поднялась из-за стола.
—
— Как у адвоката у тебя нет личной жизни. Но зато есть известные обязанности. И мы очень надеемся, что ты будешь помнить о них не только в зале суда, но и за его дверями.
Этого удара Мэг не ожидала. Она всегда считала, что для верного успеха достаточно только много работать. Сейчас Эйвери дал понять, что путь к успеху не столь прям. От осознания этого Мэг стало не по себе. Ее твердая решимость дала трещину.
— Завтра я проведу пресс-конференцию. Мне известно, что газетчикам не терпится получить комментарии.
— Мэг, — неумолимо проговорил он, — не надо перескакивать на другую тему. Если ты поедешь на воды, то можешь считать, что тем самым сделала одолжение лично мне.
И тут ей все стало ясно.
— Это ты все придумал с поездкой!
Он надел пальто и подтянул узел шелкового галстука.
— Холли спросила, чем ей лучше всего отблагодарить тебя. Мы поговорили.
— Минеральный источник — это была твоя идея.
— Ей очень хотелось сделать для тебя что-нибудь приятное, Мэг. Девочка была совершенно искренна в своей признательности.
— И вдобавок фирма заработала на этой девочке не одну тысячу долларов.
Он кивнул:
— И даже не две, Мэг.
Ей снова вспомнился Данни. «Ты защищаешь всякого, кто готов заплатить твоей фирме дикие денежки». Мэг поежилась. Эйвери тем временем уже вышел в прихожую.
— Я подумаю, — холодно проговорила Мэг.
— Только не очень долго. Мне кажется, что весна — самая золотая пора в Беркширсе.
Мэг просидела в кабинете больше часа, пытаясь ответить себе на несколько вопросов, которые, в сущности, касались одной и той же проблемы. Почему Эйвери так настаивает на поездке? Почему он не может принять ее такой, какая она есть? Разве ему недостаточно того, что она, хоть и является младшим компаньоном, неплохо справляется со своей работой? Впрочем, все ясно. Эйвери всегда думает о фирме. Интересы фирмы для него превыше всего. Имидж фирмы в обществе. Эйвери сказал, что она обладает независимым мнением. Возможно, он прав. Но Мэг не могла понять, каким образом это может помешать ее карьере…
Данни как-то заметил, что Эйвери стал тем, кем он стал, благодаря искусству подхалимажа. Мэг поверила ему, хоть и не призналась в этом. Можно назвать человека подхалимом, но можно также сказать, что он просто блюдет интересы фирмы, предан ей. Теперь пришла пора пройти проверку Мэг. Проверку на преданность.
Она вынула брошюру с розовой запиской из корзины для мусора.
«Друзьям моей матери здесь очень нравится».
Интересно, какая у Холли была мать? Знала ли она о том, что муж пристает к дочери? Если, конечно, он вообще хоть раз приставал к ней на самом деле… А если знала, неужели смотрела сквозь пальцы?..
Мэг вновь стала пролистывать фотографии, которыми пестрела брошюра.
Какой бы ни была миссис Дэвидсон в жизни, одно было несомненно: она совершенно не походила на мать Мэг — Глэдис Купер. И если уж на то пошло, покойный отец Холли абсолютно не походил на отца Мэг.
Она положила брошюру перед собой на стол и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором возник образ Глэдис Купер: запачканный домашний халат, волосы, накрученные на розовые бигуди… Мать и дочь были настолько разные, что только имея богатое воображение, можно было представить их вместе. Мэг — тихая и чуткая, а Глэдис — шумная, грубая.
— Ты совсем такая же, как твой чертов папашка, — ворчала, бывало, Глэдис, наливая себе вторую чашку кофе и закуривая новую сигарету.
Эта фраза ни о чем не говорила Мэг, так как она ни разу в жизни не видела своего отца. Знала только, что тот был шофером-«дальнобойщиком» и частым посетителем забегаловки в Бриджпорте, штат Коннектикут, где Глэдис кормила его яичницей с ветчиной. Там же он, очевидно, пользовался и другими ее услугами. По ночам с четверга на пятницу, когда останавливался проездом в городе. Мэг даже не знала, как его звали. Глэдис вспоминала о нем только как о «твоем чертовом папашке».
— Твой чертов папашка был женат, — рассказала ей Глэдис как-то вечером, когда Мэг наконец осмелилась спросить. Ей было тогда лет семь-восемь. — Со временем он бросил бы свою бабу и женился на мне, но тут я как раз подзалетела с тобой, и он унесся от меня, словно испуганный кролик. — Глэдис, прищурившись, посмотрела на дочь и добавила: — Если бы не ты, я могла бы быть счастлива.
Той же ночью Мэг была разбужена какими-то скорбными приглушенными звуками, проникавшими через тонкую стенку ее спальни. Раньше она не слышала ничего подобного, но через минуту ей все стало ясно: за стеной тихо рыдала мать. Мэг вся сжалась, натянула одеяло на голову и поклялась себе, что больше никогда не станет расспрашивать о своем «чертовом папашке».
…Мэг вновь размяла шею, пытаясь изгнать из сознания нахлынувшие воспоминания. Детство ее прошло под знаком безотцовщины. Это был своего рода несмываемый ярлык. Неполные семьи в те времена были редкостью даже для Бриджпорта. Мэг росла очень робкой и по этой причине так и не обзавелась друзьями. Она боялась, что знакомый мальчик или девочка раскроет ее тайну, что вина за то, что мама не вышла замуж и не узнала счастья в жизни, лежит на ней, на Мэг, и только на ней. Отвлечься от этого девочка могла только наедине с книгами. Каждый вечер она закрывалась в своей маленькой грязной комнатушке и читала до тех пор, пока не умолкал телевизор — мать по вечерам смотрела веселые телешоу: через тонкую стенку до Мэг доносились звон колокольчиков, свист, аплодисменты, радостные крики, — пока не появлялась твердая уверенность в том, что мама заснула и что сегодня уже не будет разговоров о «твоем чертовом папашке». И вообще никаких не будет разговоров: некоторые темы Мэг переносила даже хуже, чем тему отца.