Такеши Китано. Автобиография
Шрифт:
Отец уходил рано утром, привязав к багажнику велосипеда банки с краской, чтобы провести очередной не столько изнурительный, сколько скучный день. Он делал вид, что собирается тяжело трудиться, но это была лишь видимость. Его любимым времяпрепровождением было выпить и повеселиться. Начинал пить он с самого утра. Кроме того, отец был страшно азартен.
Он обожал играть на деньги, что не помогало наладить семейные отношение. Крохотный доход отец почти всегда спускал в патинко.
По сравнению с флиппером, игральным автоматом и автоматическим бильярдом, патинко невероятно популярен в Японии. Даже сегодня в стране примерно двадцать тысяч игровых залов и парк, в котором около пяти тысяч мамин.
Принцип игры прост: с помощью ручки игрок запускает шарики в вертикально застеклённую машину с зубчиками и спиралями. Через несколько
Если шарики попадают в тот или иной паз, игрок получает ещё один, а потом всё сначала. Официально игры на деньги в Японии были запрещены, а полученные шары давали право на призы: сигареты, зажигалки, лампы, игрушки, электроприборы, — которые игрок мог забрать в соседнем магазине. Хотя иногда, если повезёт, в некоторых залах можно заработать пару иен, правда сделать это довольно сложно.
Порой отцу удавалось выиграть. Обычно он брал сигареты, которые дома прятал в стенном шкафу. Однажды там я нашел шоколадки, жвачки и карамельки. Старик даже ни разу меня не угостил!
Отец был скрытен, сосредоточен на себе, а иногда и страшно суров. Сказать, что мы его боялись, — ничего не сказать. Маму особенно пугали его приступы гнева. Они всё время ссорились. У нас была маленькая собачка по кличке Чиби. Когда вечером она начинала лаять, это значило, что отец должен скоро прийти. Мы тут же бежали прятаться в свою комнату. Затем мы слышали, как мать говорила: «Дети уже легли спать». Иногда отец уходил и часами резался в патинко, проигрывая весь свой дневной заработок. Тогда он напивался, и ситуация накалялась. Отец становился неуправляем, он избивал маму, бил её кулаком, так как не мог ударить собственную мать. Это было ужасно. Почти каждый вечер мы слышали, как кричала наша бедная мама, она отбивалась, плакала: отец был настоящим тираном. Порой после этих домашних скандалов старик мог пропасть на целый день, и никто из нас не знал, где он. Последнее, о чем он думал, — это наши проблемы. Он был слабаком.
Отец терпеть не мог американцев. Это была по-настоящему животная ненависть. Однажды, когда мне было примерно лет шесть, он решил взять меня на море вместе со своими товарищами по работе. Мы сели в поезд до Эносимы, маленького острова, расположенного в пятидесяти километрах к югу от Токио. Впервые увидев море, я был ошарашен: я не умел плавать, гладкая поверхность, блестящие волны, прилив, отлив, пена и горизонт, который простирается повсюду, куда хватает глаза... Ощущение было ужасающее. Что до отца, то, желая увлечь меня плаванием, он чуть не утонул! Его удалось спасти буквально в последний момент. Обратно мы ехали в переполненном поезде. Напротив нас сидел иностранец — американский военный, высокий, красивый, элегантно одетый — в форме. Когда он заговорил со мной по-японски, мне показалось, что я встретил Бога. Но больше всего я удивился, когда он уступил мне место и предложил шоколадку. Это уже для моего отца было слишком, такого он выдержать не мог. Внутри моего старика буквально всё кипело. Он был так растерян из-за поведения незнакомого иностранца, что не смог удержаться от благодарности и извинений. Отец был готов броситься к его ногам. Всю дорогу он продолжал перед ним заискивать. Мне казалось, что так и должно быть, потому что американец меня очаровал своей божественной красотой. Хотя в глубине души, мне помнится, чувства мои были двойственны. С одной стороны, я восхищался этим чужаком, но с другой — отец зашёл слишком далеко, забыл о сдержанности и самолюбии. Он не мог поверить, что иностранец, а тем более американец, захотел порадовать его сына... Я был мал и плохо понимал обстановку: война, её окончание, поражение, оккупация, причины присутствия американцев на японской территории... Но с тех пор, как я впервые увидел море в Эносиме, а может, и благодаря плитке шоколада, у меня нет враждебности по отношению к американцам.
Ко всему прочему у отца было слабое здоровье, к тому же он нередко злоупотреблял алкоголем. Он не особенно интересовался нами, что уж говорить о нём самом. Внезапно отец тяжело заболел, его разбил инсульт — часть мозга лишилась кислорода. Восемь лет он провел на больничной койке. Это были очень тяжёлые годы. Мама, я, мои братья и сестра по очереди приходили к нему в госпиталь. Иногда, мы ночевали прямо там, на полу, потому что отца нужно было кормить завтраком, обедом и ужином. Порой заболевала и мама или простужался один из моих братьев. Я же должен был быть самым сильным и ответственным, чтобы ухаживать за моим отцом, который едва мог пошевелиться. Это было нелегко, и мне приходилось прикладывать все усилия. Помню, однажды мама хотела помочь ему привести себя в порядок, а отец отказывался, но она всё же настояла на своём. Когда мать начала
На ней красовалось имя одной из её ближайших подруг: «Сачико». Представляете себе сцену? Отец вытатуировал на руке имя любовницы, которая к тому же была подругой его жены! Он был опозорен. Маме было так больно, что она готова была его тотчас прибить.
Я никогда с отцом не общался, да и он не пытался заговорить со мной. Помню, я и играл с ним всего только раз, на том пляже в Эносиме, когда он возил меня посмотреть на море. Пожалуй, это единственно счастливое воспоминание, связанное с отцом. Возможно, именно поэтому я храню в себе образ моря, который часто появляется в моих фильмах... Пока я был маленьким, отец говорил со мной всего раза три-четыре... Самое удивительное, что на смертном одре он сказал, что сожалеет об этом. Поздновато, не так ли? Однажды, в 1979 году, раздался звонок. В больнице умер мой отец, но потерял я его намного раньше.
Для меня учёба сводилась только к естественным наукам и математике. Остальные предметы я и в грош не ставил. Я не любил читать. Первые книги и журналы, появившиеся в пятидесятых годах, дома были запрещены. Хотя, когда я учился в лицее, один из моих старших братьев, Шигеказу, подрабатывал переводчиком на американской базе, так как он прекрасно говорил по-английски. Помимо работы брат ещё и учился, поэтому дома, в нашей крохотной квартирке, ему приходилось заниматься, часами сидя на ящике с апельсинами. Иногда вечерами он был вынужден читать на улице в свете электрических фонарей. Брат просто обожал книги, что ужасно раздражало отца. Когда старик возвращался пьяным, то начинал орать и обзывать брата дураком. «Кончай читать, ты нам спать мешаешь», — ревел отец. Брат же с лёгкостью доставал американские комиксы и романы на английском языке. Однажды я застукал его за чтением «Любовника леди Чаттерлей» Лоуренса. Помню, как однажды он принёс домой маленький телевизор. Я украл его и продал за двадцать тысяч иен, а потом отправился веселиться на пляж. На те деньги, что брат зарабатывал на базе, ему удавалось кормить всю семью. В известной степени долгие годы Шигеказу был единственным мужчиной в доме. Мама всегда им гордилась, говорила о нём только в превосходной степени, называла «маленьким гением». Другой мой брат, Масару, тоже тяжело работал, чтобы нам было на что жить. Деньги, которые он приносил в дом, помогли маме оплатить моё образование.
Что до меня, то я был ещё слишком мал. У меня достаточно большая разница в возрасте как с Шигеказу и Масару (он на пять лет старше), так и с моей сестрой Ясуко. Я всегда знал, что они меня очень любили. Для них я был любимчиком. Мне кажется, что с тех пор ничего не изменилось. Мои братья и сестра добились успеха. Я могу ими гордиться. Шигеказу руководит предприятием, Масару, он всегда был очень умный, — доктор наук, преподает в Университете Мэйдзи. Ясуко, она моложе братьев, не смогла учиться, где хотела, но благодаря упорству у неё тоже все получилось. Сегодня она с мужем владеет гостиницей в Какруйзаве.
Во времена моей молодости далеко не все подростки могли доучиться в лицее до конца. Многим приходилось завершать учёбу раньше, потому что у родителей заканчивались средства на их образование. Некоторые семьи даже не пытались отправить ребёнка в школу, потому что учёба стоила дорого. Что до меня, то мне очень повезло. Сначала я поступил в колледж и, несмотря на скромный семейный бюджет, смог его окончить. Затем я попал в лицей, где выяснилось, что я далеко не самый плохой ученик. Я обожал физику, биологию, различные подсчёты. В математике мне вообще не было равных.
В 1963 году Японию потрясло убийство Кеннеди. Мы же в лицее часто путешествовали с классом — собирались группами и отправлялись на поезде в тот, или иной город. Скоростных поездов ещё не существовало, и поездка часто длилась семь или восемь часов. Тогда я начал мечтать о знаниях, космосе, планетах, реактивных двигателях и машинах. Мои желания были просты: мне хотелось стать инженером-механиком, а затем устроиться на завод «Хонда». Если же с «Хондой» не сложится, то я видел себя исследователем — к примеру, морским биологом. Только так я мог утолить жажду великих открытий. Причиной столь сильного увлечения стало то, что я никогда не пропускал по телевизору фильмов о приключениях команды Кусто. Всякий раз, когда я видел, как он плывёт на корабле из одного океана в другой, как встречается с различными, иногда опасными морскими обитателями, как роскошные пейзажи сменяют друг друга, я говорил себе: именно этим я хочу заниматься. Только такая жизнь мне по душе.