Таких не убивают
Шрифт:
– Лучше бы их не было?
– Для всех лучше, чтобы их не было. Тогда закрываем дело и идем в отпуск.
Прямое узкое шоссе упиралось в переезд. Издали было видно, что переезд закрыт и у шлагбаума стоит небольшая очередь автомобилей. Пролетел пассажирский поезд в Воркуту или в Котлас. В окнах виднелись белые занавески.
– А теперь? – спросила Лидочка. – Теперь дело нельзя закрыть?
– Теперь я задумался, – сообщил Толик. – Потому что дело стало неординарным. Если бы я был детективным писателем, я бы уже подготовил бумагу и карандаш.
– А
– С Киренко? Я еще не решил. Все улики указывают на него.
– Не спешите, – сказала Лидочка, – вы новых улик еще не видели.
– Но версию с грабителем они нам уже загробили, – сказал Толик. Непонятно, расстраивался он или притворялся расстроенным.
– Да уж, – согласилась Лидочка, – грабители не кидают в траншею видео. А вот тот, кто хочет показаться грабителем, может и кинуть.
– Два часа ночи, – торжественно произнес Толик, словно старался представить себе эту сцену, – человек, только что убивший Спольникова, выбегает из дома. В руке у него плед, в котором завязанные вещи… А что, если он их нечаянно в траншею уронил?
– Толик! – взволновалась Лидочка и осеклась. Нельзя же называть Толиком капитана милиции, если он такого права не давал.
– Ничего, – великодушно заметил Толик. – Вы старше. Вам можно. Я же понимаю, вы не сама – Ольга меня так называет. А у меня с Ольгой особые отношения. Называйте меня Толиком, только не на людях, хорошо?
– Извините.
– Я продолжаю. Откидываем версию о том, что убийца просто все уронил в траншею, как наивную. Потому что он, вернее всего, сразу полез бы доставать. Тем более что ночью не догадаешься, какая там грязь. Ладно, берем нормальную версию. Убийца бежит ночью к станции. Увидел траншею, кинул туда узел… значит, не профессионал.
– Почему?
Они свернули на узкую тенистую улицу. Здесь, в поселке старых большевиков, стоял высокий сосновый лес, не то что редкие деревья в поселке по ту сторону.
– Почему? Потому что профессионал придумал бы место получше, понадежнее.
– Какое?
– Надо думать. Подумаю – скажу.
Лидочка сомневалась, что глубокой ночью можно было найти место лучше, чем траншея, но не стала мешать Толику рассуждать.
– Значит, мы имеем на руках убийство из жадности, из ревности, из ненависти – полный букет. Надо найти, кто ненавидел Сергея Романовича больше всех. Достаточно, чтобы убить.
– Вы все-таки думаете, что Руслан?
– Я уже звонил в милицию по месту проживания Руслана Киренко, чтобы его задержали.
– Жалко.
– Мне тоже жалко. Но я не могу рисковать. А что, если он, чтобы покрыть преступление, убьет еще кого-нибудь? Вдруг вас убьет, потому что вы много знаете?
– Я ничего не знаю, Анатолий Васильевич.
– Какой я вам Анатолий Васильевич?! Договорились же!
Впереди показался забор дачи Глущенок. По улице к ним несся Пуфик, которому, видно, не было жарко, несмотря на густую курчавую шерсть.
– Это ихний пес, – сказал Толик. – Как вы думаете, он не кусается?
– Вы боитесь собак?
– Меня одна
Лидочка подхватила подбежавшего Пуфика на руки. Он был горячим и часто-часто дышал. В калитку выглянула Итуся.
– Вот ты где, негодяй! – сказала она укоризненно. Толик вздрогнул. – Ах, здравствуйте! Вы – следователь? Вы за пистолетом пришли? Скорее, скорее. Женечка совсем не спал, он за меня боится.
Итуся поспешила вперед.
Со второго этажа солнечный зайчик ударил Лидочке в глаз – у открытого окна стоял Женя и смотрел в бинокль.
С чувством глубокого облегчения Итуся стала готовить чай. Лидочка отказалась – в такую-то жару. Толик с тоской поглядел на большую банку меда, выставленную Итусей на стол, словно она знала о слабости капитана.
– Вас ждут дела, – напомнила Лидочка.
– Тогда за дело, – ответил Толик и уселся за стол. Из портфеля он достал листы бумаги. – Будем писать протокол об изъятии.
– В чем дело? – Женя надел очки.
– Вы сдаете мне пистолет, хранить который не имеете права. Вы должны письменно объяснить, каким образом он попал к вам. Вкратце.
– Мне тоже писать? – спросила Лидочка, чтобы ее друзья не чувствовали себя покинутыми.
– Вы у меня в отделении отчитаетесь, – строго ответил Толик.
Пока Глущенки писали объяснительные записки, сидя рядом за столом и порой подглядывая в сочинения друг друга, чтобы списать, Толик все же выпил чашку чая с медом. Похвалил. Лицо у него было красное, распаренное от влаги, пот лился градом, но Толик этого не замечал. При этом он ел мед ложкой из банки. Когда деликатная Итуся попыталась всучить ему банку с медом в подарок, он отказался, сообщив, что у его жены Людмилы на мед аллергия, и это его семейная драма.
Глущенко принес сумку, они по одной вынимали из нее вещи и раскладывали на столе, отогнув скатерть.
– Это что за предмет? – спросил Толик. – Зачем его тащили?
– Портсигар, – ответила Лидочка, словно Толик никогда не видел портсигаров.
И тут же подумала – сейчас он спросит у Глущенок, видели ли они его раньше, и они, конечно же, скажут, что видели его у Нины. Бедная Нина!
Но Толик почему-то не спросил. Он проверил короткие списки, составленные «хранителями», прочел их одинаковые показания и сказал, что пора бежать. Спасибо за помощь следствию. Наверное, если бы не близкое свидание с Мариной, он бы задал вопрос о портсигаре. А так судьба опять улыбнулась Нине.
На обратном пути в милицию Толик начал рассуждать о писателях. Оказывается, он им завидовал. И если бы не стал капитаном милиции, обязательно бы выучился на писателя. Вот, например, вся эта ситуация, как бы ее здорово можно было расписать! А в самом деле Сергей Романович был писателем? Нет, я не имею в виду научно-популярные книги. Писатель – это который пишет романы. Ну, в крайнем случае рассказы.
– Сергей написал роман.
– Чего же вы раньше молчали. Большой роман?
– Марина вам расскажет. Она его читала, она редактор романа. А я не знаю.