Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация
Шрифт:
То же самое можно сказать и про отступающую колонну, которую встретили Майстер со своими камрадами: здесь тоже были бойцы той же национальности, что и в эстонском корпусе, только здесь остатки эстонского легиона, известного тем, что долго обучались в Германии, — в частности, эстонской бригады, которую не так давно помпезно провожали на фронт; в составе последнего, вероятно, должен был находиться теперь и Хуго, попавший в плен к немцам, а затем отправленный на фронт.
Так что и в том, и в другом войске ругательства да проклятья разносились на одном и том же языке древних эстов. Конечно, как среди наступавших на пятки отступающим были русские, так и среди отступавших были немцы.
Остатки легионеров двигались небыстро, хотя
Во главе отступающей колонны ехали тоже на «виллисе» командиры, присутствовали и два немецких оберста. Майор Майстер вышел из машины и, стукнув каблуками — «Хайль Гитлер!» — доложил обстановку, которую и сам не знал. Им приказали присоединиться к колонне. А уже светало…
Дальше колонна маршировала через Лесную Деревню, через деревни Выхма, Чёрная Нога, Пировалово, Кишмя Лягушки, Поселковую, а после Новой Деревни дорога, которой они шли, причём шли с трудом, то и дело ремонтируя настилы небольших мостков, вытаскивая где-нибудь застрявшую пушку, соединилась с основной, по которой в это время маршевым шагом, в полном боевом порядке двигалась ещё одна часть эстонского легиона наполовину с немецкими гренадерами. Обе колонны, соединившись, продолжали продвигаться в направлении Сырве, до последнего намеченного рубежа немецкой обороны оставалось совсем немного, может быть, километров двадцать. Уже приближалась деревня Техумарди у моря, отсюда в ясную погоду хорошо просматривалась Абрука.
Майстер дремал, привалившись к дверце «виллиса», который медленно тащился в «шаг» с солдатами. Сумерки сгустились; тучи на небе поредели, засверкала эта первая звезда… как её? Венера, что ли? Сириус? Одним словом — Майстер не звездочёт, — та, которая всегда раньше других торчит на небосводе.
Впереди «виллиса» маршировали легионеры. За легионерами следовала машина с немецкими оберстами и майором из эстов, затем опять шли легионеры, за ними танкетки, броневички, пушки, грузовики с ранеными, и опять легионеры. Техника от колонны не отрывалась по приказу командования, наверное, того эста, майора, а впрочем, Майстер точно и не установил, кто тут у них командует, ему это всё равно, потому что ему было буквально на всё наплевать, тем более что всё время в нём нарастало раздражение.
Прежде всего на самого себя, за то, что не прихватил и вторую бутылку ликёра со стола в доме Алфреда — о, нельзя было всё-таки терять головы! Его подмывало приказать, чтобы повернули в сторону Журавлей, отсюда наверняка не более получаса езды до Закатной улицы, зачем же оставлять ликёр неизвестно кому? Но… Нельзя терять головы: также неизвестно, кто сейчас в городе. А раздражение от этого стало ещё больше: где-то стоит бутылка с ликёром…
А где эта чёртова деревня Анзекюла? «Последняя линия обороны!» А потом? Придёт корабль? Пришлёт лодки? Кто их пришлёт? Все удирают, спасают свою шкуру — и военные и гражданские. И пропадёшь тут с этим сбродом… «Последняя линия… Плечом к плечу, как в Сталинграде, и знамя чтобы на самую высокую ёлку… чтобы Германия жила…»
Что-то произошло: впереди стали стрелять. Легионеры остановились, притормозили машины, колонна встала. Кто стрелял, в кого стреляли? Врага в той стороне, куда они двигались, не могло быть, там свои. Наверное, их приняли за русских…
31
Огонь! Там русские! Огня, огня! (нем., эст.)
Всё стало ясно: впереди путь им преградил противник, опередивший их по другой дороге, пока они добирались сюда из Лейси. Майстер лежал в кювете и стрелял из автомата, который подобрал у только что убитого гренадера. Он теперь видел этих «сволочей», тёмные фигуры мелькали под деревьями впереди и пытались окружить колонну. Да что там мелькали — на поляне скопище врагов, вероятно, они здесь остановились на привал или ждали подхода своих… Здесь и танки, пушки… «Их, однако, не меньше батальона», — отметил машинально Майстер.
От пушек и танков как одним, так и другим не было никакой пользы: быстро стемнело, нельзя было разобрать, где свои, где чужие, — куда стрелять? Бой разгорался пехотными силами с малым оружием, вперёд рвались с обеих сторон, и уже шла схватка врукопашную. Но темно-то как! А в темноте все коты чёрные. Началась какая-то сумасшедшая резня, отовсюду раздавались яростные крики, жуткие, страшные, предсмертные, от которых стыла бы кровь, если бы не кипела она в жилах от слепой ярости. Стоны раненых, плач… Солдаты в бою плачут? Оказывается, и так бывает. А в общем-то убивали друг друга молча, лишь тут и там раздавались проклятья, и невозможно было установить, какого войска солдату они принадлежат, поскольку и те и другие проклинали на одном языке. Нет, не на международном языке смеха, известном Королю, а на языке проклятий, существующем только в эстонском языке, в коротком своём выражении: кур-рат!
Майстер бросился на кого-то — на кого? Сбив с человека каску, он провёл рукой по голове и вонзил нож: у того не было волос, а только в немецкой армии солдаты носили причёски. Майстер вдруг почувствовал какую-то неизъяснимую радость, словно в нём освобождалась упоительная энергия, целенаправленная на радостное свершение убийства, и в воспалённом мозгу вдруг вспыхнувшей ненавистью к самой жизни как проявлению биологического процесса, как разложению гриба, вцепившись кому-то в горло, чтобы рвать, душить, он испытывал физическое наслаждение, какое испытывал иногда с женщиной. Жизнь — благо? Жизнь — начало? К чёрту! Чем начало справедливее конца? Кто сказал, что планета нужна? Что на ней должна быть жизнь? И смерть — не дело, ибо в ней уже нет процесса сознательного. Действие — вот что есть жизнь, а убийство — действие, освобождение энергии, упоительное освобождение!..
И Майстер освобождался. Только что проломив кому-то череп простым камнем, — брызги полетели ему в лицо, — как в изумлении уставился на окружающее. Стало светло!
То была луна, выбравшаяся из-за туч на время, чтобы взглянуть на землю: чем-то там заняты живые разумные организмы — люди? Оказывается, майор Дитрих неправду говорил Землянике, будто, мол, луна куда-то удалилась, будто без фонаря совсем невозможно… А луна — вот ведь она! И увидел Майстер при лунном свете, что на поляне копошится живая масса разумных организмов, и увидел Майстер, что шандарахнул камнем не противника, а своего. А, чёрт с ним! Ведь и этот «свой» — не немец. Ведь всё здесь эти проклятые эсты, уже сколько веков, сколько веков… вынуждены их терпеть арийцы. Так что нет разницы, какого цвета на нём мундир, — всё равно не немец. А хотя бы и немец… Когда освобождается упоительная энергия — нет разницы, кого убивать.