Шрифт:
Глава I
Король бежал по дороге, Франц рядом перелетал с дерева на дерево, иногда опережая бегуна, иногда отставая. Франц — ворона, а какого пола, мужского или женского, было неизвестно. Король как-то спросил у Элмара с хутора Нуки, как можно определить пол Франца — Элмар все-таки специалист по воронам. Но и специалист ничего путного не смог объяснить, сказал только, что яйца высиживает ворона, а ворон этим не занимается. Еще уточнил, что ворон, то есть «муж» вороны, не торопится обеспечить свою семью пропитанием, пока «жена» сидит на яйцах, и, если что и достанет, сам
Король и с Иваном советовался, как установить все-таки пол своей вороны, но и Иван не помог, даже наоборот: у него с воронами вообще вышла путаница, он и каарена (по-эстонски «черный ворон») называл вороной, хотя каарен есть каарен, а ворона — это ворона. Ориентируясь исключительно на сходство с Францем из Франкфурта, Король и решил вопрос. А сходство имелось точное: Франц — немолодой немец с длинными седыми волосами, падавшими всегда на черные с густыми бровями насмешливые глаза. Его большой рот с выпяченными губами, когда раскрывался, извергал хриплые, ревущие звуки, а длинноватый прямой нос напоминал клюв. Был всегда взлохмаченным, этот Франц, шинель на нем топорщилась, и это удивительно, учитывая, что родом он из Франкфурта. Что стало с этим Францем, Король не знал, пернатый же Франц пристал к Его Величеству давно, и установились между ними престранные отношения.
Первый раз они встретились недалеко от хутора Кури-Мури в деревне Розвальни. Король обратил внимание на крупную серую взлохмаченную ворону, сидевшую на заборе и с весьма наглой усмешкой следившую за ним. Он тогда сразу обратил внимание на сходство наглой птицы с денщиком майора Майстера. Но у Короля были срочные дела, и он пошел своей дорогой. Ворона, однако, полетела за ним. Она то опережала его, то отставала, садилась на забор, или на камень, или на ветку дерева и ждала; минует ее Король, она опять за ним, опять обгонит и ждет, изредка каркнет в точности голосом денщика Франца. Король принялся бросать в нее чем попало — палками, камнями, — она лишь поднималась выше на дерево и оттуда каркала издевательски, словно хохотала. Наконец она отстала и исчезла, и Король о ней забыл. Но много ли, мало ли миновало дней, он опять встретил ее на заборе. Встречи стали повторяться. Это стало забавлять Короля, и, уже когда Франца долго не было, он даже скучал.
Обычно находясь где-нибудь один в пути, Король мысленно беседовал с Марви или с Вилкой. С появлением Франца стал разговаривать и с ним. У человека должны быть достойные собеседники, но таковых не везде можно найти. Король не сказал бы, что беседы с Францем были дружескими. Похоже, Франц над ним все время издевался, смеялся или даже ругался. Не ворона, а черт пернатый.
Король почти всегда передвигался бегом. Порою казалось, и вороне нелегко за ним угнаться. Когда же он думал о жизни, то обычно шел не спеша. Ведь когда бежишь — не думаешь. Сейчас же, несмотря на то, что думать было о чем, ноги несли его в наступающую вечернюю темень на предельной скорости, так что болтать с вороной было некогда. Снежная дорога в сумраке синела под ногами, ельник рядом казался черным. Но он кончился, и ворона отстала.
Король мчался в направлении города. Еще не поздний час, но зимою темнеет рано. Правда, луна над островом светит ярче, чем где бы то ни было на свете, и звезды огромные, а потому порою красиво очень, и не заметить этого нельзя, даже когда бежишь. Рассказывали моряки, что самые большие звезды в Африке. Он там не бывал — мечтает когда-нибудь побывать, но звезды… Нет, самые красивые они здесь — над Островной Землей.
Он бежал легко, хотя преодолел уже приличное расстояние: из деревни Рэо девять километров. Бежит, пока не захватит дух, тогда метров двести шагом и опять в бег. Такой способ передвижения стал для него привычным. Ему нравилось так перемещаться по земле не потому, что Арви Сверчок назвал его однажды непропорциональным — бег пропорций не выровняет — и не потому, что думать ему надоело, тем более что думать о жизни стало постоянной необходимостью, — он стал передвигаться бегом от инстинктивного стремления больше успеть во всем доступном.
Сейчас Король так торопился потому, что в Рэо увидел такое, чего разум объяснить не в состоянии, о чем необходимо скорее рассказать Алфреду или… Кому еще? Был бы жив Тайдеман… Единственно Маленькому Ивану и остается. С вороной поделился — та лишь захохотала… Дура она, эта ворона. То есть дурак, если Франц.
В том, что Король, следуя из Звенинога, очутился в Рэо именно в тот час, когда истребительный батальон производил там облаву, не было ничего удивительного — облавы были не редкостью, люди к ним привыкли, и к тому, как все в их жизни чередуется: то истребительный батальон рыщет, то немецкая самооборона ищет, то опять истребительный батальон… Это стало нормой жизни, тем более что только-только одна власть сменила другую. Так и для Его Величества Короля в этом факте ничего удивительного не было. Но он увидел людей, которые потрясли его самим своим существованием, особенно один, о котором Королю было известно, что он давно уже… Одним словом, с людьми истребительного батальона Король увидел Векшеля, а с ним бывшего старшего инспектора криминальной полиции господина Лыхе.
Векшель?! Как такое может быть? Разве не собственными глазами видел Король этого господина у острова Лаямадала под водой в водорослях с веревкой на шее? Но вот он — в Рэо с этим полицейским, Лыхе.
С возвышенности Тахула он бежал легко и мчался без передышки до поворота на Лейси, еще немного — и он в городе. Уже пошли первые дома, расположенные за чертой города, хотя целых домов здесь оста лось мало: по обеим сторонам шоссе источали запах гари руины. Но вот Король добежал до места, где когда-то в дорожной пыли нашел человеческую руку… Отсюда уже начинался город Журавлей.
Впереди небольшой строй русских солдат молча шагал к центру, наверное в казарму. Механически про себя отметил: «Спать идут». Король обогнал их — что ему стоило! Прибежал на улицу Малая Гавань к старому деревянному двухэтажному дому, запыхавшись, вбежал по скрипучей лестнице на второй этаж, постучал в единственную желтого цвета дверь, но ему не открыли. Он стучал еще и еще — за дверью молчание. Следовательно, ни Алфреда, ни Земляники, ни даже Йентса в квартире нет. Значит, если ему приспичило кому-нибудь рассказать о своем потрясении, необходимо бежать дальше — на Кривую улицу.
Но почему именно здесь за желтой дверью искал он Алфреда? Как же небесно-синий дом, как же торжественная комната? В торжественной теперь проживала семья русского военнослужащего. И почему бы им там не жить? Раз дом пустует… Ведь во все пустовавшие дома и квартиры заселялись новые жильцы, не обязательно русские, но и эстонцы, которые пришли на Остров с фронтом и здесь остались.
А если в этих домах оказались чьи-то вещи или мебель — не выбрасывать же! Тем более хорошие вещи, красивую мебель. Владельцам этих домов жалко было оставлять красивую мебель и хорошие вещи, но они предпочли пуститься в скитания по белому свету, захватив лишь самое необходимое, а тогда к кому и какие могут быть претензии?
Правда, в небесно-синем доме мало что осталось — Алфред успел тайком вывезти отсюда все нужное на Сааре, в Карула, часть же на улицу Малая Гавань, где у бывшего церковного служителя нанял на время маленькую квартирку, поскольку сам церковный служитель, оказавшись не у дел, предпочитал отсиживаться в деревне.
Алфред с Вальве тоже сначала скрывались на ее хуторе, но, на его беду, здесь нашлись люди, знавшие о его службе в самообороне. Они не выказывали Алфреду враждебности, понимали, что многие служили как немцам, так и русским не из-за политического расположения, а чтобы живу быть. А в данном случае проявлялось любопытство к его связи с Земляникой, которую знали как весьма пикантную женщину: интересно все же, возьмет Алфред ее насовсем или как?