Такой смешной король! Повесть третья: Капкан
Шрифт:
Его Величество продолжал нажимать, доказывая, что читает книги и знает о жизни больше, чем те, которые в школу ходят и от зубрежки дуреют, так что пригодны разве что для битья.
— А ты в учебники суешься! Это же только предлог, чтобы у Лилиан побывать, — пожурил Король товарища.
Иван, конечно, отрицал.
— В нашем колхозе кто образованный, тот жил как барин, других и за людей не считали… Одно слово — колхозник.
Король не имел представления о колхозе, разве что доводилось услышать от заседавших некогда в торжественной комнате гостей Алфреда.
— А у вас в колхозе тоже спали под одним одеялом? — уточнял Король. — И это… — хотел еще
— Да нет! — Короля озадачило это «да нет», он был не в состоянии уразуметь: да или нет? Но Иван задумался и продолжал: — Ну да, кто очень бедно жил, то конечно… Спали на печи, и одеял не густо…
Эх, был бы хоть Иван дома, размышлял Король на бегу. Город уже покоился в тиши, улицы пустовали, встречались редкие прохожие, за иными воротами раздавалось собачье предупреждающее рычанье, тут и там каркали вороны, пахло дымом — типичным запахом городов, где в домах печное отопление…
У Калитко Король чувствовал себя больше по-домашнему, чем с Алфредом и Земляникой. Когда они одно время жили все в Карула у матери Вальве, вечно всем недовольной, Алфред наставлял Его Величество:
— Все мы теперь в трудном положении, и ты должен относиться к Йентсу, как к брату.
Но Его Величество не мог относиться к ничтожному Йентсу, как к брату.
В ателье Калитко люди тоже собирались, как когда-то в небесно-синем доме в торжественной комнате. Чудаковатые люди, по представлению Короля. Особенно его забавляло, как двое русских, Калитко и Заморский, время от времени разговаривали между собой по-эстонски.
Заморский — художник, как и Калитко. У него при немцах тоже было ателье, теперь не стало, но почему не стало — Король не знал, поскольку только наблюдал и не любил расспрашивать. Он по-прежнему предпочитал до всего доходить собственным умом. Заморский приходил к Калитко рисовать масляными красками большую картину, называл он ее «Мировая Истерия». С Калитко они вели беседы о жизни, о политике, о живописи. Заморского Король помнил еще с тех времен, когда тот только-только объявился в городе Журавлей. Он тогда часто встречался Королю — высокий и грузный, в коричневом костюме. Король поражался его манере ходить: на цыпочках.
Заморский передвигался по улицам, словно крался. Король с интересом следил за ним, надеясь увидеть, коснется он каблуками тротуара хоть раз, — не дождался.
Встречал он Заморского и в обществе других людей, мужчин и женщин, и установил, что между собой они говорили на языке, который ни на какой не похож; при немцах он встречался Королю с немцами и говорил по-немецки, в этом Его Величество уже разбирался, но всегда везде на цыпочках… Король не знал, что и думать — с какой планеты эта личность?
Он очень удивился, застав однажды Заморского у Калитко. Тогда-то, собственно, он и узнал, что этот странный тип есть Заморский, хотя никто ему не объяснил, что это означает. Надо сказать, что Жора Калитко говорил неплохо на родном языке Короля Люксембургского — на эстонском, но вместо «ты» он говорил «те», вместо «сюда» — «суйда», вместо «пришел» — «ушло» и так далее. Примерно так же великолепно объяснялся на эстонском и Заморский, которого никто не называл по имени. До чего же интересный получался у Жоры с Заморским говор, когда они оба спорили «по-эстонски»!
Часто бывали у Калитко красивая русская женщина, Ирина, и пограничный офицер Григорий. Что офицер — пограничник, Королю разъяснил Маленький Иван: такая ярко-зеленая форма с двумя рядами пуговиц на кителе принадлежит только пограничникам. Приходили к Жоре и другие люди, главным образом одалживать керосин для примуса.
Когда к Жоре приходили гости, почти всегда распивали водку. Гости сидели в передней комнате за длинным дощатым столом, в это время в задней, где у Калитко расставлены топчаны, коротали время Иван с Королем, валяясь на «кровати» за картинами, на той самой, которую Иван называл нарами, что также для уха Короля звучало непривычно. Таким образом, первая комната в ателье Калитко стала для Короля своего рода «торжественной»: здесь также говорилось про жизнь, следовательно, отсюда исходила информация о ней.
Очень скоро смекнул Король, что Ирина с Григорием каждый раз остаются вдвоем в ателье, остальные один за другим уходят, последний Жора. Уходя, он и Короля с Иваном прихватывает, говоря:
— Ну-с, лежебоки! Давайте проветримся на ночь…
Так бывало и среди бела дня. Спрашивается: зачем проветриваться днем? Правда, днем Калитко обычно гонял их в замок: «Сбегайте, ребята, в свой склад, может, там еще табачок завалялся».
Под складом разумелось родовое поместье Его Величества. Табак здесь уже давно не валялся, и об этом знали все — и Иван, и Король, и сам Калитко. То был предлог выпроводить их из дома. Король прекрасно понял: у Ирины и Григория любовь. Им необходимо прижиматься и тайно целоваться, но сада своего, как у Земляники, у них нет, вот и встречаются у Жоры.
Побывать в замке Королю всегда интересно. Казалось бы, что притягательного в нем? Вроде все здесь знает… А Иван? Он всегда с удовольствием провожал Короля. Едва оказавшись в стенах замка, Король преображался, становился значительным, даже по-своему величественным. Ему нравилось демонстрировать свое превосходство в знании как замка, так и всевозможных случаев из его истории, и держался так, словно сведения, какими был богат или какие выдумал, он получил как бы в наследство от своих предков — ушедших в иной мир давних владельцев замка; про герцога Магнуса говорил этак скороговоркой, называя его по-свойски просто Магнусом, словно какого-нибудь двоюродного-троюродного дядю. Кое-что он читал, кое-что слышал про шведских королей, имевших отношение к замку в Журавлях, и врал об этом безбожно, нес несусветную чушь. Как не соврать, когда эта ворона, темнота, то есть Иван, слушает, забывая закрыть рот…
Конечно, он счел возможным приглашать Ивана в свой замок как равного, потому что… Если честно признаться, других вассалов у него в данное время не было. Кроме того, очутившись без собственного двора, даже без повара, словно в изгнании, он был гостеприимно принят простыми людьми — народом в ателье Жоры, а ввел его сюда не кто другой, как Иван Родионович. Король Люксембургский не мог допустить, чтобы когда-либо в его адрес имелось основание сказать, будто он лишен благородства.
Табака и папиросной бумаги не хранили больше в замковой церкви — что поделаешь! Славно, что не ленился Иван, когда всего этого здесь хватало: он с помощью Короля натаскал большие запасы в ателье Калитко. Будучи в замке, Король попадал в машину времени и с ней в вечность — необъяснимое прошлое и таинство грядущего. Он даже не умел свои чувства расшифровать. Как-то пришла ему в голову фантазия остаться в замке на ночь: хотел сознательно испытать страх. Сначала страха не было. Потемнело. С моря дул сильный ветер, гудел в трубах, свистел в разбитых стеклах окон, на других этажах, в башнях грохотало, что-то где-то скрипело, стонало словно человеческим голосом, и тогда пришел страх.