Такой же предатель, как мы
Шрифт:
Умница, Гейл. Само совершенство. Только посмотрите на нее, как она неутомимо перемещается по комнате. Гибкое тело, красивые бедра, умопомрачительно длинные ноги. Она обращается к мужчинам с какой-то странной, почти материнской нежностью. Гейл и Банни Попхэм. Гейл и Джайлс де Солс. Гейл с ними обоими. Эмилио дель Оро летит к ним, точно мотылек на огонь, и присоединяется к компании. Как и некий заблудший русский, приземистый и толстый, который не сводит с Гейл глаз. Он отставляет шампанское и начинает налегать на водку. Эмилио поднимает брови, задавая какой-то шутливый вопрос. Гейл остроумно отвечает. Люк безнадежно влюблен в нее — он всегда влюбляется безнадежно.
Эмилио смотрит через плечо Гейл на дверь раздевалки. Возможно, его острота касалась Перри и Димы. «Чем это они там занимаются? Может, мне пойти их разнять?» — «Даже не думайте, Эмилио, я не сомневаюсь, что они прекрасно проводят время».
Люк говорит в микрофон:
— Пора.
Бен, видел бы ты меня сейчас. Знал бы ты, каков я в деле. Я не всегда безнадежен. Неделю назад Бен всучил отцу «Гарри Поттера». Люк пытался читать — честное слово, пытался. Возвращаясь домой усталым как собака в одиннадцать вечера, лежа без сна рядом с нелюбящей женой, он пытался читать. Безуспешно. Жанр фэнтези всегда казался ему бессмысленным, что неудивительно — ведь вся жизнь Люка представляла собой точно такое же надувательство. Даже его пресловутый героизм. Что героического в том, что тебя сначала ловят, а потом позволяют сбежать?
— Здорово, правда? — спросил Бен, устав ждать реакции отца. — Тебе понравилось, папа. Признайся.
— Да. Просто потрясающе, — тактично ответил Люк.
Еще одна ложь — и оба это поняли. Еще на шаг он отдалился от человека, которого любил больше всего на свете.
— Эй, пожалуйста, тише! Спасибо! — взывает консул Попхэм к плебсу. — Отважные гладиаторы наконец решили почтить нас своим присутствием. Поспешим же занять места вокруг арены!
Раздаются смешки — каламбур оценили.
— Львов у нас, правда, нет — не считая разве что Димы. Да и христиан вроде тоже — впрочем, не поручусь за Профессора. — Снова смех. — Гейл, голубушка, только после вас. Видел я много роскошных оправ, но ни в одной, с позволения сказать, не было столь изысканного бриллианта!
Перри и Дима возглавляют процессию. Следом идут Гейл, Банни Попхэм и Эмилио дель Оро. Потом — «чистые делегаты» и их девушки. За ними — толстый коротышка, в полном одиночестве, не считая стакана водки. Люк наблюдает, как они входят в рощицу и скрываются из поля зрения. Луч солнца озаряет обсаженную цветами дорожку и тотчас исчезает. «Ролан Гаррос» повторялся — в том смысле, что у Гейл опять так и не сложилось никакого связного впечатления, хотя она пристально наблюдала за историческим матчем под дождем. Иногда ей казалось, что и сами участники далеки от происходящего.
Она знала, что право выбора вновь останется за Димой — как в прошлый раз. Знала и то, что он предпочтет ждать, повернувшись спиной к наступающим облакам, нежели подавать первым.
Поначалу игроки неплохо изображали состязательный дух — но потом, совсем как уставшие актеры, они забыли, что у них дуэль не на жизнь, а на смерть и на кону Димина честь.
Она беспокоилась, как бы Перри не поскользнулся на мокром покрытии. Вот глупо получится, если он растянет лодыжку! Потом тревога удвоилась: а вдруг поскользнется Дима?
Хотя Гейл, как и справедливая французская публика на стадионе, старательно аплодировала Диме — не меньше, чем его противнику, — ее взгляд был прикован к Перри, отчасти как защитное силовое поле, отчасти как рентген: по его виду и движениям она надеялась угадать, о чем они договорились в раздевалке с Гектором.
Слыша хлюпающий «чпок» мяча о мокрое покрытие, она всякий раз мысленно переносилась в минувший день, после чего усилием воли возвращалась в настоящее.
Намокшие мячи становились все тяжелее. Перри, утратив бдительность, бил чересчур рано, либо отправляя мяч в аут, либо, к своему стыду, вовсе промахиваясь.
Банни Попхэм, сидевший у нее за спиной, наклонился и спросил Гейл, не желает ли она сбежать сейчас, прежде чем вновь разразится ливень, или же предпочтет остаться здесь и пойти на дно вместе с кораблем?
Она воспользовалась его приглашением, чтобы зайти в туалет и проверить входящие на мобильнике — на случай, если Наташа вдруг решила продолжить общение. Но Наташа молчала. Ничего нового — после девяти часов утра, когда Гейл получила зловещую эсэмэску, которую выучила наизусть:
В доме невозможно Тамара общается с Богом Катя и Ира горюют братья целый день играют в футбол мы знаем нас всех ждет беда я больше никогда не увижу отца Наташа
Гейл перезвонила, послушала долгие гудки, нажала «отбой».
После второго перерыва — или третьего? — Гейл заметила, что на размокшем покрытии корта появились лужи. Видимо, оно больше не в состоянии было впитывать воду. Вскоре явился официальный представитель клуба и принялся спорить с Эмилио дель Оро, указывая наземь и разводя руками: дескать, хватит, хватит.
Но у Эмилио дель Оро особый талант убеждения — он заговорщицки подхватил почтенного господина под руку и отвел в сторонку; после короткого разговора тот заторопился обратно под крышу, точно напроказивший школьник.
Но где-то в голове Гейл, полной разрозненных наблюдений и воспоминаний, прочно засел юрист, который тревожится о том, что «иллюзия благовидности» с самого начала на грани краха — впрочем, мир от этого не рухнет, лишь бы ей не помешали встретиться с Наташей и малышками.
Глядите-ка, Дима и Перри жмут друг другу руки через сетку и объявляют, что игре конец. В глазах Гейл это рукопожатие не примирившихся соперников, но сообщников; обман настолько очевиден, что немногочисленные стойкие зрители, мокнущие на трибунах под дождем, должны бы свистеть, а не аплодировать.
И посреди этого хаоса — поистине нет конца-краю сегодняшним несуразностям — возник толстый коротышка, который долго вокруг нее ходил. Он заявил, что хотел бы ее трахнуть. Прямо так и сказал: «Хочу тебя трахнуть», — и на полном серьезе ждал ответа. Тридцатилетний мальчик с плохой кожей и налитыми кровью глазами. В руке — пустой стакан. Гейл сначала показалось, что она ослышалась: в голове у нее шумело. Она — нет, в самом деле! — переспросила. Но к этому времени коротышка уже потерял присутствие духа и ограничился тем, что таскался за Гейл по пятам, на расстоянии нескольких шагов. Тогда она, выбрав наименьшее зло, спряталась под крылышко Попхэма.