Тактика выжженной земли
Шрифт:
Преследовать их мы не посмели: в таких условиях достаточно посадить в кустиках одного человека и – привет всей тщательно конспирируемой «наружке». Посему мы встали в двухстах метрах от съезда на грунтовку и стали «чиниться», а Ростовский с Костей проехали за поворот.
Как далеко и надолго ли убыл «объект», мы понятия не имели, поскольку вредный Собакин бросил «маяк» у клиники. Так что нам осталось лишь сидеть и ждать, чем все это закончится.
Пока стояли, осмотрелись, изучили обстановку. Не то чтобы собирались чем-то здесь развлечься, а скорее
Неширокое шоссе, справа по ходу движения – какой-то безразмерный охраняемый объект с лазурными шашечками изоляторов над высоченным бетонным забором. А вокруг, насколько хватает глаз, – густой сосновый бор. Тишина, птички поют, воздух насыщен концентрированным хвойным ароматом. Лепота!
Впрочем, если немного постоять, присмотреться придирчивым взглядом и взыскательно прислушаться чисто мытым ухом, окружающая благодать перестает быть похожей на прогулочные угодья санаторного комплекса.
Над сосновым морем, то там то здесь, торчат верхушки корпусов и стальных конструкций как просто смутно определяемой функциональной принадлежности, так и совсем непонятного предназначения. У поворота, за которым встали Ростовский с Костей, видны опоры высоковольтной линии, убегающей в лес, а чуть дальше начинается забор еще одного охраняемого объекта.
Да и тишина здесь – понятие довольно относительное. Где-то в глубине леса ползет нечто железнодорожное: не думаю, что сильно ошибусь, предположив, что это маневровый тепловоз, деловито волокущий пяток груженых платформ. Вдалеке тихо подвывают тяжелые моторы тягачей, на пределе слышимости мерно рокочет какая-то турбина (совсем как в Васином стишке, только не прощально, а, напротив, очень даже жизнеутверждающе), иногда доносится скрежет раскачиваемых на ветру металлических мачт на растяжках.
Наособицу можно различить звуки работы каких-то загадочных механизмов: приглушенный гул и лязг, ритмичный стук, как будто паровой молот наяривает, и спонтанные хлопки, похожие на объемные взрывы – только более мягкие и какие-то… одомашненные, что ли.
В общем, целая симфония тайной жизни научно-производственного комплекса, укрытого от нескромных глаз в густом хвойном лесу…
Где-то неподалеку «пухнули» два очередных хлопка. Только на этот раз немного иначе, чем все предыдущие. Прозвучало так, будто пьяный в дугу Полифем сдуру саданул дуплетом из своей циклопической двустволки. Будь мы в другом месте, я бы с уверенностью предположил, что это…
– С «Мухи» влупили, – Петрушин заинтересованно вскинул бровь. – Надо же!
– ?!.
– Точнее, двумя «Мухами», с небольшим разносом. – Петрушин зевнул, почесал грудь и поправился: – Еще точнее – чем угодно из этой оперы: «Агленями», «Таволгами» – отсюда не разобрать… Но факт – рванули два эрпэгэшных выстрела.
– Думаешь?
– Сто пудов.
– Хм… Интересно, чем это они там развлекаются?
– Да, мне тоже интересно…
Через некоторое время из леса приехала питерская «Ауди» без лобового стекла: выползла на шоссе и неспешно укатила в город.
Петрушин
Немного погодя на грунтовке показалась знакомая серая «Мазда», а за ней… три микроавтобуса «Тойота» с тонированными стеклами!
И вся эта дружная кавалькада тоже проследовала в город: неторопливо и уверенно, как-то даже по-хозяйски, что ли…
Для верности мы выждали еще пятнадцать минут и, предупредив Ростовского, чтобы следовал за нами, отправились осваивать загадочную грунтовку.
Не буду затягивать описание: мы быстро и без приключений добрались по грунтовке до большущей поляны, в центре которой обнаружили до чесоточного зуда знакомую картину…
– Так это что ж, получается, они «двухсотых» с собой увезли? – задумчиво пробормотал Петрушин, осматривая лоснящийся «пятак» примерно десять на десять (кто-то заботливо вылил здесь несколько канистр машинного масла), в центре которого тихо чадили два искореженных автомобильных остова.
– Да… Хорошие пацаны! Они мне все больше нравятся…
К пяти часам пополудни любушка Ростовского доложила о благополучном выполнении задачи. Снимков получилось около сотни, примерно половину можно было оценить на твердую троечку, а доброму десятку из этой половины следовало смело ставить пять – как за качество, так и за информационную насыщенность.
Это был явный успех. Успех же, как известно, у некоторых меркантильных особей отчетливо ассоциируется с заслуженной наградой.
– Вторую такую ночь кряду я не вынесу. – Ростовский, присев на корточки, с тревогой смотрел в окно – на парковке пансионата, рядом с нашими рабочими тачками, раздувая ноздри и бия копытом, нетерпеливо порыкивал новенький серебристый «Фокус», в котором шпионка-неофитка ожидала заслуженной награды.
– Ты что, опозорить нас хочешь?!
– Да ну, при чем тут – «опозорить»?! Вы не понимаете… Это не женщина, а натуральный Везувий!
– Ну, ты же у нас чемпион! Возьми себя в руки, не раскисай!
– Да все понятно, но… Мне хотя бы сутки надо – восстановиться… – Голос Ростовского предательски дрогнул. – Мужики – выручайте!!! А то совсем пропаду…
Проявляя мужскую солидарность, мы крепко наморщили лбы и родили идею: ночная операция по мотивам добытых снимков – как водится, совершенно секретная и жутко опасная.
Подготовка уже идет полным ходом, отвлекаться нельзя.
– Дамочка любит всякие шпионства, должно сработать, – заверил Костя. – Жека, предупреждать пойдешь ты.
– Почему я?! – Петрушин конфузливо зарделся. – Ты самый умный – ты и иди!
– А ты самый свирепый, – бесхитростно пояснил Костя. – Тебе трудно не поверить. Серега молод, я – добрый, не могу врать даме, Вася слишком брутальный…
– Это че, типа – тупой? – подозрительно прищурился Вася, переставая чесать пузо.
– Нет, это типа – нет в тебе той всеобъемлющей экзистенции, что так мила сердцу избалованной светской львицы.