Талантливый мистер Рипли
Шрифт:
Он позвонил на вокзал Термини и справился насчет завтрашних поездов в Неаполь. Их было четыре или пять. Том записал часы отправления всех. До теплохода на Мальорку пять дней, и это время он пересидит в Неаполе. Единственное, что ему нужно, – это разрешение полиции, и, если завтра ничего не случится, он его получит. Не могут же они вечно держать взаперти человека, на которого не падает даже тень подозрения, только для того, чтобы при случае подкинуть ему вопросик! Нет, завтра ему обязательно разрешат уехать. Должны разрешить. По всем законам логики.
Он снова поднял трубку и попросил
Он прилег на кровать усталый, по еще не готовый раздеться, так как чувствовал: сегодня еще что-то произойдет. Попытался сосредоточиться на Мардж. Он представил себе, как в это самое время она сидит у Джордже или взяла коктейль в баре гостиницы «Мирамаре» и долго, медленно потягивает его, обдумывая, звонить Дикки или нет. Он мысленно видел ее озабоченно нахмуренные брови, взлохмаченные волосы, как она сидит и ломает голову над тем, что сейчас происходит в Риме. Она сидит за столиком одна, ей не хочется ни с кем разговаривать. Том видел, как она встает и идет домой, собирает чемодан и назавтра идет к двенадцатичасовому автобусу. Он сам перенесся туда, стоял на дороге перед почтой, кричал ей, чтобы она не ездила, пытался остановить автобус, но не сумел…
Вся эта сцена растворилась в желто-сером, цвета песка в Монджибелло, водовороте. Том увидел улыбающегося Дикки в вельветовом костюме, который был на нем в Сан-Ремо. Костюм весь промок, галстук превратился в веревку, с которой капала вода. Дикки наклонился над Томом, потряс его. «Я плавал, – сказал он. – Том, проспись! Со мной все в порядке. Я плавал. Я жив». Том извивался, уклоняясь от его прикосновения. Он услышал, как Дикки смеется над ним, услышал басовитый счастливый смех Дикки. «Том!» Голос был глубже, сочнее, лучше, чем самое удачное подражание Тома. Он заставил себя сесть на кровати. Тело было словно налито свинцом, движения медленны, будто он пытался всплыть, находясь глубоко под водой.
«Я плавал!» – звучал голос Дикки, гулко отдаваясь в ушах, словно доносился сквозь длинный туннель.
Том оглядел комнату, стараясь отыскать Дикки в желтом свете под лампой, в темном углу у высокого гардероба. Чувствовал, как глаза его расширились от ужаса, и, хотя знал, что его страх беспочвенный, все продолжал повсюду искать Дикки: под полузадернутыми шторами у окна, на полу по другую сторону кровати. Он сполз с постели, шатаясь пересек комнату и открыл окно, потом другое. Он был как бы в наркотическом опьянении. «Кто-то подсыпал какую-то дрянь мне в вино», – подумал вдруг он. Том встал на колени перед окном, вдыхая холодный воздух, борясь со слабостью, как с врагом, который одолеет его, если он не напряжет свои силы до крайности. Наконец смог дотащиться до ванной и смочил лицо над раковиной. Слабость прошла. Теперь он знал – наркотик тут ни при чем. Он просто дал волю воображению. Потерял над собой контроль.
Том выпрямился и спокойно снял галстук. В точности копируя движения Дикки, разделся, принял ванну, надел пижаму и лег в постель. Постарался подумать о том же, о чем думал бы Дикки. Он подумал бы о матери. В ее последнее письмо были вложены две любительские фотографии: она и мистер Гринлиф пьют кофе в гостиной. Сцена, которую Том видел сам, когда после обеда пил с ними кофе. Он стал сочинять очередное письмо к родителям. Теперь, к их удовольствию, стал писать чаще. Надо было успокоить их насчет этой истории с Фредди, поскольку они были с ним знакомы. Миссис Гринлиф в каком-то из своих писем спрашивала о Фредди Майлзе. Но, сочиняя письмо, Том все время прислушивался, не зазвонит ли телефон, и это мешало сосредоточиться.
Глава 18
Проснувшись, он сразу подумал о Мардж. Потянулся к телефону и спросил, не звонила ли она ночью. Нет, не звонила. Возникло ужасное предчувствие, что Мардж сегодня приедет в Рим. Его как ветром сдуло с постели, но потом, когда включился в привычный ритуал принятия ванны и бритья, настроение переменилось. К чему так беспокоиться из-за Мардж? Он всегда умел с ней справляться. Во всяком случае, она приедет не раньше пяти или шести, потому что первый автобус уходит из Монджибелло в полдень, а на такси до Неаполя она вряд ли раскошелится.
Может быть, сегодня удастся уехать из Рима. В десять он позвонит в полицию и выяснит.
Том заказал в номер кофе с молоком и булочки, попросил также принести утренние газеты. Как ни странно, в газетах не было ни словечка ни об убийстве Майлза, ни о лодке в Сан-Ремо. Почему? Стало страшно, Том вновь ощутил тот же ужас, что и прошлой ночью, когда искал Дикки у себя в комнате. Он раздраженно бросил газеты на стул.
Зазвонил телефон, и Том, покоряясь судьбе, подбежал к нему. Это либо Мардж, либо полиция.
– Алло?
– Алло. Тут к вам пришли два синьора из полиции, синьор.
– Отлично. Будьте добры, попросите их подняться.
Через минуту он услышал шаги по покрытому ковром коридору. Это были тот же пожилой полицейский и другой молодой его подчиненный.
– Добрый день, – вежливо поздоровался офицер со своим обычным легким поклоном.
– Добрый день. Нашли что-нибудь новенькое?
– Нет? – ответил полицейский с вопросительной интонацией. Он сел на стул, предложенный Томом, и открыл коричневый кожаный портфель. – Тут всплыло еще одно обстоятельство. Вы ведь в приятельских отношениях с другим американцем, Томом Рипли?
– Да.
– Вы знаете, где он?
– Думаю, вернулся в Америку примерно месяц назад.
Полицейский сверил со своей бумагой.
– Вот как. Надо будет получить подтверждение от отдела въездного контроля Соединенных Штатов. Видите ли, мы разыскиваем Тома Рипли. Есть основания думать, что он погиб.
– Погиб? Почему?
После каждой фразы полицейский слегка поджимал губы под густыми, стального цвета усами, так что казалось, будто он улыбается. Вчера Том тоже натыкался на эту улыбку как на препятствие.