Талантливый мистер Рипли
Шрифт:
– Кажется, у Дикки есть яхта? – спросил Том.
– Да, «Пипи». От слова «pipistrello». [9] Хочешь взглянуть?
Она указала на что-то трудно различимое на небольшом пирсе, который был виден с края террасы. Все лодки напоминали одна другую, но яхта Мардж и Дикки выделялась своим размером, и у нее было две мачты.
Появился Дикки. Он налил себе коктейль из стоявшего на столе кувшина. На нем были плохо выглаженные парусиновые брюки и терракотовая льняная рубашка цвета его кожи.
9
Летучая мышь (ит.).
– Извини, придется
Том улыбнулся:
– Я привез тебе халат. Твоя мать сказала, что он тебе понадобится. И носки.
– Ты знаком с моей матерью?
– Перед отъездом из Нью-Йорка я познакомился с твоим отцом, и он пригласил меня отобедать.
– И как мама?
– Без конца хлопотала в тот вечер. По-моему, она быстро устает.
Дикки кивнул.
– Я получил письмо на этой неделе, из которого понял, что ей лучше. Резкого ухудшения ведь нет, как, по-твоему?
– Вроде нет. Несколько недель назад твой отец беспокоился больше. – Поколебавшись, Том добавил: – Он беспокоится также по поводу того, что ты не возвращаешься.
– Герберта всегда что-то беспокоит, – сказал Дикки.
Из кухни вышла Мардж с прислугой. Они несли дымящееся блюдо со спагетти, большую миску с салатом и тарелку с хлебом. Дикки заговорил с Мардж о расширении какого-то ресторана на пляже. Его владелец собирался увеличить размеры террасы, чтобы больше людей могло танцевать. Они обсуждали эту тему подробно, неторопливо, как это делают жители небольшого городка, которых интересует буквально все, что происходит по соседству. Присоединиться к разговору Том никак не мог.
От нечего делать он стал рассматривать кольца Дикки. Оба ему понравились: большой прямоугольный зеленый камень, оправленный в золото, на безымянном пальце правой руки и печатка на мизинце левой. Печатка была побольше и поизысканнее, чем у мистера Гринлифа. У Дикки были длинные худые пальцы. «Прямо как у меня», – подумал Том.
– Между прочим, твой отец показал мне верфь Бурка – Гринлифа, – сказал Том. – Он говорил, что по сравнению с тем, что ты видел в последний раз, там много нового. На меня верфь произвела впечатление.
– Он тебе, наверное, и работу предлагал. Ему нужны многообещающие молодые люди. – Дикки накрутил на вилку аккуратный пучок спагетти и отправил в рот.
– Нет, не предлагал.
Том почувствовал, что разговор принял плохой оборот. Уж не дал ли мистер Гринлиф Дикки знать, что Том приедет читать ему наставления о возвращении домой? Или Дикки просто в дурном настроении? Он явно изменился с той поры, когда они виделись в последний раз.
Дикки принес сверкающую кофеварку высотой в два фута и включил ее. Спустя несколько минут появились четыре маленькие чашки кофе, одну из которых Мардж отнесла на кухню прислуге.
– В какой гостинице ты остановился? – спросила Мардж у Тома.
Том улыбнулся.
– Пока ни в какой. А какую бы ты посоветовала?
– Лучше всех – «Мирамаре». Это ближе отсюда, чем «Джорджо». «Джорджо» – тоже здешняя гостиница, но…
– Говорят, у «Джорджо» в постелях водятся pulci, – прервал ее Дикки.
– По-итальянски это «блохи», – серьезно продолжала Мардж, – но обслуживание там…
– Никакое, – бросил Дикки.
– У тебя сегодня, кажется, отличное настроение? – сказала Мардж, обращаясь к Дикки, и бросила в него маленький кусочек горгонзолы. [10]
10
Горгонзола – сорт овечьего сыра.
– В таком случае остановлюсь в «Мирамаре», – поднимаясь, сказал Том. – Мне пора.
Ни Дикки, ни Мардж не стали его отговаривать. Дикки проводил Тома до ворот. Мардж осталась в доме. Похоже, подумал Том, что они состоят в той faute de mieux [11] связи, которую со стороны и не видно, потому что у партнеров пропал интерес друг к другу. Тому показалось, что Мардж влюблена в Дикки, но Дикки относится к ней не лучше, чем к пятидесятилетней
11
За неимением лучшего (фр.).
– Я бы хотел когда-нибудь взглянуть на твои картины, – сказал Том Дикки.
– Конечно. Надеюсь, мы еще увидимся, если ты здесь останешься. – Тому показалось, что Дикки прибавил это только потому, что вспомнил про привезенный ему халат и носки.
– Я отлично позавтракал. До свиданья, Дикки.
– До свиданья.
Железная калитка с лязгом захлопнулась.
8
Том снял номер в «Мирамаре». Было четыре часа, когда он забрал на почте чемоданы. У него уже не было сил, чтобы повесить свой лучший костюм на вешалку, и он повалился на кровать. Голоса болтавших под окном итальянских мальчишек звучали настолько отчетливо, будто они находились в комнате, а нахальные смешки одного из них, перемежаемые скороговоркой, выводили Тома из себя. Он подумал было, уж не обсуждают ли они его поход к синьору Гринлифу и не высказывают ли нелестные предположения насчет того, как дальше развернутся события.
Что он будет здесь делать? Друзей у него нет, по-итальянски он не говорит. А что, если он заболеет? Кто будет за ним ухаживать?
Том встал, чувствуя, что его сейчас стошнит, но по комнате пошел медленно, потому что точно знал, когда тошнота подступит к горлу, и был уверен, что успеет добраться до ванны. В ванной остался весь завтрак, а заодно, как ему показалось, и рыба из Неаполя. Он снова лег на кровать и тотчас заснул.
Проснувшись, Том ощутил невероятную слабость и упадок сил. По-прежнему светило солнце. Его новые часы показывали половину шестого. Он подошел к окну и выглянул из него, машинально высматривая большой дом Дикки и выступающую террасу среди розовых и белых домов, которые точками усеивали склон перед ним. Он увидел массивную балюстраду красноватого цвета. Интересно, Мардж все еще там? Может, они о нем говорят? Он услышал, как среди уличного шума раздался чей-то громкий смех, а потом донеслась фраза, произнесенная на английском языке. И тут же он заметил Дикки и Мардж, показавшихся между двумя домами на главной дороге. Они свернули за угол, и Том перешел к другому окну, чтобы их увидеть. Со стороны гостиницы была небольшая улочка, прямо под его окном, по ней и пошли Дикки и Мардж. На нем были белые брюки и рубашка терракотового цвета, она была в юбке и блузке. Наверное, домой заходила, решил Том. А может, ей было во что переодеться у Дикки. Возле деревянного пирса Дикки перебросился несколькими словами с итальянцем, дал ему денег, после чего итальянец приложился к кепке и отвязал от пирса яхту. Том наблюдал за тем, как Дикки и Мардж садятся на яхту, как поднимают белый парус. Слева, позади них, в воду опускалось оранжевое солнце. Том слышал, как смеется Мардж, а Дикки что-то кричит в сторону пирса по-итальянски. Том понял, что это их обычный день – сиеста после позднего обеда, прогулка на яхте Дикки перед заходом солнца, аперитив в одном из пляжных кафе. Самый обычный день, а Тома будто и не существовало. Зачем Дикки возвращаться к подземкам, такси, накрахмаленным воротничкам и работе с девяти до пяти? Или даже к лимузину с шофером и отпуску во Флориде или в штате Мэн? Не лучше ли плавать под парусом в поношенной одежде и не давать никому отчета о том, как проводишь время; не лучше ли иметь свой дом, вышколенную прислугу, которая, надо полагать, избавляла его от всех хлопот? И на путешествия у него деньги были. Том позавидовал ему, а себя ему стало жалко.
Том подумал, что отец Дикки, наверное, сообщил в своем письме нечто такое, что настроило Дикки против него. Было бы гораздо лучше, если бы он просто познакомился с Дикки в одном из кафе на пляже. Тогда он сумел бы в конце концов уговорить Дикки вернуться домой, теперь же браться за это дело было бессмысленно. Том проклинал себя за то, что оказался в этот день таким тупоголовым и несообразительным. И вообще, стоит ему взяться за что-то с серьезными намерениями – и у него ничего из этого не выходит.