Таланты и покойники

Романова Александра

Короче, в этом смысле все складывалось как нельзя лучше. Правда, возникли неприятности совсем иного рода. Кирилл, подкараулив Вику в коридоре, мрачно заявил:

— Значит, выдали меня своему кавалеру? Спасибо! Вот как вы меня, значит, цените?

— Но, Кирилл, — попыталась оправдаться Виктория Павловна, — мне ничего другого не оставалось. Я уверена, все разъяснится, и ничего страшного не произойдет. Игорь Витальевич просто собирает сведения, вот и все.

— Да, но почему именно обо мне?

— Обо всех.

— Вот как? Что-то незаметно. Ну так знайте! Если вы рассчитываете, что

я и дальше буду вести себя как дурак, то зря. Подставлять голову под удар — ищите для этого других. Как вы со мной, так и я с вами, и мало вам не покажется. Понятно?

Вике было не очень понятно, однако уточнять она сочла неуместным. Пусть сперва остынет, нельзя выяснять отношения сгоряча. Вон, даже разговаривал с угрозой — это Кирилл-то, всегда такой сдержанный! Нет, следует пока держаться от него подальше. И она поспешно юркнула в зал.

В новой пьесе Марины Лазаревой было две героини-подружки, и на сей раз главной ролью оказалась Дашенькина, а Наташина второй. Девочки принялись за читку текста, поначалу довольно невыразительно, но потом все больше увлекаясь. Увлеклась и Вика. Когда эпизод был сыгран, Талызин тихо произнес:

— Вот общаешься с актерами, люди себе и люди, вроде ничем не отличаются от нас. А стоит им выйти на сцену, как все меняется… Именно это очаровывает в театре.

— Да, — кивнула Марина, — я сама часто об этом думаю.

И она задумчиво продекламировала:

Над черной слякотью дороги Не поднимается туман. Везут, покряхтывая, дроги Мой полинялый балаган. Лицо дневное Арлекина Еще бледней, чем лик Пьеро, И в угол прячет Коломбина Лохмотья, сшитые пестро. Тащитесь, траурные клячи! Актеры, правьте ремесло, Чтобы от истины ходячей Всем стало больно и светло!

— Удивительно точно, — согласился Талызин, и голос его, дрогнув, зазвучал незнакомо: — И истина-то ходячая, и балаган полинялый, а больно и светло все равно становится.

А Вика вдруг увидела этот балаган, и пестрые лохмотья, и бледные лица, словно давно знакомая картина всплыла неожиданно в памяти, заставляя сердце замирать то ли от счастья, то ли от горя.

— Маринка, неужели это ты сочинила? — почти в ужасе спросила она.

Подруга легко засмеялась.

— Спасибо, Вичка! Если б я могла такое сочинить… Это Блок написал, Александр Александрович.

Вика повернулась к следователю и по глазам его поняла, что он-то узнал автора сразу, и ей стало настолько тошно, что на глазах выступили слезы. Вот эти двое стоят и понимают друг друга с полуслова, а она между ними, как последняя дура! Ладно, забыла стихотворение, она не слишком-то любила стихи, но ведь так легко было притвориться, что прекрасно помнишь, здесь же не школа, никто не проверит, а она добровольно взяла и выставила себя на позор перед чужим человеком. Лучше б ей никогда его не встречать, раз в его присутствии она отвратительно глупеет… А уж по контрасту с умной Мариной, наверное, кажется Талызину полной идиоткой. Слава богу, что он ей совершенно безразличен, а то страшно представить, сколько страданий он бы ей принес. Откуда только некоторые взяли, будто она ему нравится? Он ее, конечно, презирает.

Вика рискнула вновь обернуться к Игорю Витальевичу и обнаружила, что тот с трудом сдерживает улыбку. Издевается над ней, да еще с Маринкой на пару?

Впрочем, Марина, похоже, думала о другом. Она, взглядом оценив расстояние до сидевшего у противоположной стены Сосновцева, быстро произнесла:

— Я еще не поблагодарила вас, Игорь Витальевич.

— За что?

— За это.

Она кивнула в сторону сцены, где девчонки изучали следующий кусок пьесы.

— А, это… Благодарите Викторию Павловну. Идея ее, я был простым исполнителем. У Виктории Павловны мышление истинного стратега.

Вика насупилась, почуяв издевку, и Талызин, вежливо кивнув, ретировался к Кириллу.

— Ты просто гений, Вика, — потрясенно констатировала Марина. — Мне бы подобный финт даже в голову не пришел.

— Издеваешься?

— Господи, Вика! Да ничего подобного. Ум ведь не в том, чтобы помнить кучу ненужных сведений, а в том, чтобы наименьшим количеством действий достигать наилучшего результата. Ручаюсь, Талызин как практик в неописуемом восторге.

— Что-то незаметно…

— Ты на него не смотришь, поэтому тебе и незаметно, — пояснила подруга. — Зато мне очень даже заметно.

Настроение у Вики моментально повысилось, и она рискнула спросить:

— Марина, а скажи мне честно… Вот всякие там цитаты… ты их зачем заучивала? Тебе же они по специальности не нужны, это скорее мне полезно их помнить. И много это у тебя заняло времени? Хотя бы примерно.

— Я не знаю, — растерялась Марина. — Я не заучивала, они как-то сами…

— Вот счастливая!

— Тоже мне, отыскала счастливицу. Я вот теперь решила не портить больше отношений с Сосновцевым. Как ни противно, но надо быть с ним милой, правда?

— Ну конечно! Он с его самомнением быстро решит, что ваша ссора объяснялась твоим женским кокетством. Только будь поосторожнее, чтобы снова не стал активно приставать.

— Я знаю верный способ навеки его отвадить, — огорченно заметила собеседница, — но применить не рискну.

— Какой способ? — заинтересовалась Вика.

— Надо начать за ним бегать, демонстрируя всепоглощающую страсть.

— И — что?

— Его это быстро отпугнет. Только, боюсь, недостаточнобыстро.

— Ты, конечно, умная, — хмыкнула Вика, — но иногда выдумываешь совершенно дурацкие вещи. Мужчинам очень даже нравится, когда им демонстрируют всепоглощающую страсть.

— Смотря каким мужчинам и смотря как демонстрировать. Если человек начинает чувствовать себя дичью, его естественная реакция — поскорее скрыться. Особенно когда он обладает повышенной вредностью, как наш директор.

Вика собиралась возразить, однако не успела — к ним подошла Тамара Петровна. К сожалению, ее новая бесцеремонная манера поведения вовсе не исчезла, а наоборот, усугубилась.