Талейран
Шрифт:
Все вопросы, непосредственно интересовавшие Францию, были разрешены, в то время как решение вопросов, задевавших интересы других государств, было отложено впредь до постановлений будущего конгресса. Франция была приглашена на этот конгресс, но когда ее уполномоченные прибыли, то они обнаружили, что страсти, которые договор 30 мая должен был потушить, и предубеждения, которые он должен был рассеять, с момента его заключения снова ожили, может быть, вследствие сожалений, которые он возбудил у держав.
Они продолжали, например, называть себя союзниками, как будто война еще продолжалась. Их представители, прибыв
Два таких протокола, находящиеся теперь перед глазами Вашего Величества и датированные 22 сентября 1814 года, гласят в основном, что союзные державы возьмут на себя почин во всех вопросах, подлежащих обсуждению конгресса (союзными державами называли лишь Австрию, Россию, Англию и Пруссию, потому что как договоры, так и намерения этих держав гораздо теснее связывали их друг с другом, чем с кем-нибудь другим).
Они одни должны были разрешить вопрос о распределении провинций, которыми можно было располагать, причем Франция и Испания должны были допускаться для высказывания своих мнений и возражений, которые предполагалось обсуждать вместе с ними.
Уполномоченные четырех держав должны были вступать с уполномоченными других в обсуждение вопросов, относящихся к территориальному разделу Варшавского герцогства, к Германии и к Италии лишь по мере того, как, достигнув полного между собой согласияу они целиком разрешили бы каждый из этих трех вопросов.
Союзники желали оставить Франции совершенно пассивную роль; она должна была быть не столько участницей в происходящему сколько простой зрительницей. Франция все еще вызывала недоверие, питавшееся воспоминанием о ряде ее вторжений, и враждебностьу возбуждаемую тем злом, которое еще так недавно она причиняла Европе. Страх перед ней не успел иссякнуть, ее силы еще вызывали опасения, и все надеялись достигнуть безопасности, лишь включив Европу в систему; направленную исключительно против Франции. Таким образом, коалиция все еще продолжала существовать.
Ваше Величество позволит мне вспомнить с некоторым удовольствием, что во всех случаях я высказывал то мнение, — пытаясь убедить в нем даже главнейших офицеров его армии, — что во имя интересов Францииу а теперь даже во имя своей славы следует добровольно отказаться от идеи возвращения Бельгии. Я считал у что без этой патриотической жертвы не может быть мира между Францией и Европой. Действительно у хотя Франция потеряла свои провинцииу но величие французской мощи держало Европу в состоянии страха, который побуждал ее сохранять враждебную позицию. Наша мощь такова, что теперь, когда Европа находится на высшей, Франция на низшей ступени своей силы, она все еще боится нашего возможного успеха в борьбе. Мой взгляд выражал в этом отношении лишь чувства нашего величества. Но большинство ваших главных слуг, но почтенные писатели, но армия, но большая часть нации не разделяли этой умеренности, без которой был невозможен никакой прочный мир и даже видимость его; эти честолюбивые намерения, которые могли быть приписаны с некоторым правом самой Франции, увеличивали и оправдывали страх, вызываемый ее силой.
Поэтому печать была полна инсинуаций или обвинений против Франции и ее уполномоченных. Они были изолированы, и почти никто не решался с ними встречаться. Небольшое число уполномоченных, не разделявших этих предубеждений, избегало их, чтобы не компрометировать себя в глазах остальных. Если что-нибудь предпринималось, то это тщательно от нас скрывалось. Происходили совещания помимо нас, и когда в начале конгресса был образован комитет по вопросу о федеративном устройстве Германии, то каждый вошедший в него уполномоченный должен был обязаться своей честью не сообщать нам ничего о происходившем там.
Хотя правительство Вашего Величества не имело ни одного из тех намерений, в котором его подозревали, хотя оно не собиралось и не хотело ни о чем просить для себя, но все вопросы, подлежавшие рассмотрению конгресса, имели для него величайшее значение. Если оно и было заинтересовано в таком способе их разрешения, который не совпадал с тогдашними временными интересами некоторых из держав, то, к счастью, этот способ соответствовал интересам их преобладающего большинства и даже длительным и постоянным интересам всех держав вообще.
Бонапарт уничтожил столько правительств и присоединил к своей империи столько земель и столько различных народов, что, когда Франция перестала быть врагом Европы и вернулась в те границы, за пределами которых она не могла бы сохранить с другими державами дружественных отношений, то почти во всех частях Европы оказались области, лишенные правительства. Государства, обобранные им, но не уничтоженные, не могли вернуть себе утраченных ими провинций, так как отчасти они перешли во владение государей, которые с тех пор успели стать их союзниками. Поэтому для установления власти в странах, лишившихся ее вследствие отказа от них Франции, и для вознаграждения государств, потерпевших отторжения, приходилось эти первые страны разделить между вторыми. Какое бы отрицательное отношение ни вызывало тогда такое распределение людей и стран, унижавшее человечество, оно стало неизбежным вследствие насильственных узурпаций, совершенных властью, которая, применяя свою силу лишь в разрушительных целях, создала необходимость созидать новое из оставленных ею обломков.
Саксония была завоевана, Неаполитанское королевство находилось во власти узурпатора; приходилось решать вопрос о судьбе этих государств.
Парижский договор гласил, что соответствующие постановления должны быть таковы, чтобы способствовать установлению в Европе реального и прочного равновесия. Ни одна держава не отрицала, что необходимо сообразоваться с этим принципом; но особые виды некоторых из них побуждали их к ложным мерам для выполнения этой цели.
С другой стороны, бесполезно было бы устанавливать подобное равновесие, если бы одновременно в основу будущего мира в Европе не были положены те принципы, которые лишь одни могут обеспечить внутреннее спокойствие государств и в то же время помешать голой силе определять их взаимные отношения.
Ваше Величество желало, чтобы одновременно с вашим возвращением во Францию были выдвинуты принципы чисто моральной политики и чтобы они стали правилом поведения вашего правительства. Вы понимали, что необходимо их усвоение кабинетами и их проявление в сношениях между государствами, и вы приказали нам применить всё влияние, которым вы располагали, и все наши усилия для признания их всей собравшейся Европой. Вы намеревались вызвать общее восстановление.