Талисман Белой Волчицы
Шрифт:
Алексей посмотрел на часы. Семь утра. Интересно, когда и по какой причине этот подлец успел нажраться до положения риз?
Федька тем временем переступил порог, но ноги все-таки подвели его. Он закачался и с размаху сел на пол.
— О твою мать!.. — произнес он жалобно, едва ворочая языком, с недоумением посмотрел на штоф, который так и не выпустил из рук, затем поднес горлышко ко рту и сделал несколько глотков.
— Ты что, Федька, рвань поганая, с утра надираешься до непотребства? — произнес брезгливо Михаил. — Я что велел тебе сделать?
— А, Михаила Корнеич, — расплылся в счастливой улыбке
Михаил схватил его за чуб и оторвал от сапога. Он был в бешенстве и потому не проговорил, а прошипел:
— Ты что городишь, тварь безмозглая? Я кому говорил, глаз с них не спускать?
— Я и не спускал, — захныкал Драпов и принялся тереть глаза грязными кулаками. — Как вы приказали, так все и делал, но хитрые бестии оказались, ушли, из-под носа ушли-и-и, — заскулил он по-щенячьи и попытался шмякнуться лбом об пол. Но Михаил, сердито выругавшись, пнул его в бок носком сапога.
— Убирайся прочь, мерзавец! Чтоб через два часа трезв был, как праведник на последней неделе поста! Харю умой и рубаху смени, и чтоб никакого паскудства, иначе сам знаешь, на руку я скор, и пощады тогда не жди.
— Сей минут, сей минут, — засуетился Федька и, встав на колени, стал лихорадочно шарить по полу руками, будто искал что-то, наконец оперся ладонями об пол, приподнял тяжелый зад, выпрямил спину и оглядел мутным взглядом комнату. Бессмысленные, с расширенными зрачками глаза уставились на Алексея. Несколько мгновений Федька пялился на него, шатаясь и что-то мыча при этом. Затем он, выставив перед собой растопыренную пятерню, пошел на Алексея:
— А-а-а, белая кость, сучье племя! Нашего Михал Корнеича забижать!
— Михаил, убери эту погань! — процедил сквозь зубы Алексей. — Иначе я найду, чем его приветить!
— Степка! Тришка! — рявкнул Михаил, и на пороге выросли два узкоглазых нукера с нагайками в руках. — Бросьте Федьку в подвал, — приказал он. — Пусть в холодке от дури отойдет, после я сам им займусь. — И обратился к Федьке:
— Потом с тобой разберусь, а сейчас проваливай! — А нукерам приказал:
— Так и быть, отвезите его ко мне домой да ведра три-четыре воды на него вылейте, а потом — в баню! Чтоб после обеда у него ни в одном глазу!
— Слушаюсь, вашблагородие! — вытянулся, как стручок, кривоногий и низкорослый, широкий в плечах и узкий в талии то ли Степка, то ли Тришка. Оба инородца, казалось, были на одно лицо. В одинаковых мерлушковых папахах и коротких синих кафтанах, обшитых желтой и красной лентами.
Они ловко подхватили Драпова под руки и выволокли из комнаты. На пороге тот оглянулся и с горечью выкрикнул:
— Я тебе, Михал Корнеич, на каждом углу аллилуйю пою, а ты…
Михаил раздосадованно махнул рукой:
— Валяй уже! — И повернулся к Алексею. — И вправду говорят: «Заставь дурака богу молиться…». Единожды доверил Федьке важное дело, и вот тебе результат, — вытянул он руку в направлении двери. — Мало что поручение провалил, так еще и нажрался до поросячьего визга.
— Если не секрет, что за поручение?
Михаил
— Секрет? Какой, к дьяволу, секрет? Рано или поздно все равно докопаешься… — Он вытащил портсигар из кармана и принялся задумчиво постукивать им по столешнице.
Затем раскрыл портсигар, достал папиросу и пододвинул его Алексею, тот жестом показал, что курить не будет.
Поднявшись, купец подошел к окну и, пристроившись на подоконнике, вытянул длинные ноги почти на середину комнаты. Помолчал некоторое время. Две проявившиеся на лбу глубокие морщины однозначно говорили о том, что хозяин их в глубоком раздумье. Вероятно, решал, что следует, а что не следует выкладывать сыскарю из губернии…
— Получилось так, что с некоторых пор стал я замечать, что ежедневный выход золота несколько снизился. Содержание его в породе увеличилось, прииск расширился, а золота — меньше, ненамного, но все ж заметно. Я своих нукеров напряг. Они слежку устроили и обнаружили, что несколько мерзавцев в основном в ночную смену наловчились выносить в карманах и в специальных стельках, что в сапоги вставляют, золотоносный концентрат, причем с очень высоким содержанием золота.
— Подожди, — прервал его Алексей, — вы что ж, не досматриваете рабочих?
— Досматриваем, — буркнул Михаил, — но среди сторожей тоже негодяи нашлись. Я ж сказал, они в ночную смену в основном орудовали.
— Но вы их поймали?
— В том-то и дело, — вздохнул Михаил, — что не поймали. Всех мерзавцев знаю, всех до одного, руководит ими мастер с вашгерта [18] Рубцов, но кто-то их вовремя предупредил, так что, когда устроили облаву, они оказались чистенькими. Но учти, золотого песка в ту смену сдали почти на полтора фунта больше, чем обычно. Представляешь, сколько они украли за те два или три месяца, пока это заметили? И я не уверен, что подобным промыслом они не занимались раньше, только в меньших размерах. Аппетит приходит во время еды. Стали жадничать — вот все и выплыло наружу.
18
Золотомойный станок, верстак.
— А раньше подобное наблюдалось?
— На наших приисках и столь очевидно — никогда!
«Дикое» золото сдавали, это, что скрывать, всегда бывало.
Тесинские «хищники» да местные, из слободы и окрестных деревень, по охвостьям понемногу мыли да в заброшенной шахте частенько промышляли. Там вместо опор для кровли столбы из коренной породы оставляли — целяки из кварцита, а в нем достаточно высокое содержание золота. Некоторые «смертники» очень далеко проникали в штольни, а они наполовину затоплены или обвалились… К тому ж в шахту не только свои лазали, но и пришлые людишки, как мухи на мед, слетались. Наши их не слишком привечали. Говорят, и стрелялись там, и горло резали, и просто морды били. — Михаил пару раз быстро затянулся папиросой и кивнул в сторону окна. — Да ты об этом лучше у Егора Лукича спроси. Он кого только в тех местах не гонял, — усмехнулся Михаил, — когда Егор Лукич на охоту выходит, непременно с добычей вернется. А кому, скажи, хочется в его силки попадать? Объявился как-то бродяга один…