Талисман Михаила Булгакова
Шрифт:
А потом на меня стал давить МХАТ! МХАТ, с которым я поклялся не иметь никаких дел, который убрал из репертуара все мои пьесы! Да там один Немирович-Данченко, понимающий в театре меньше, чем свинья в апельсинах, стоит того, чтобы приличному человеку обходить этот так называемый театр стороной! Но ко мне зачастили оттуда гонцы.
– А помните, вы хотели написать пьесу о Сталине?
– А вы понимаете, какие изменения такая пьеса вызвала бы в вашей судьбе?
– Если пьеса будет удачной, вы сможете с Еленой Сергеевной переехать в другую квартиру, более просторную,
Квартирный вопрос – я сам весьма и весьма слаб по этой части. Вспомнил, в каких хоромах жила Люся с Шиловским, и крепко задумался.
А Сталин… Он был мне интересен, конечно, драматургически. Его судьба с конфликтами и перипетиями была создана для пьесы.
И все-таки работал над «Батумом» я со страхом, а не с вдохновением.
Пан или пропал – другого варианта в этой ситуации и быть не могло.
Я писал и читал пьесу Лене и в театре – и все были в полном восторге.
Едва только окончил я «Батум», меня стали убеждать, что надо писать продолжение, а может, и роман, и надо дальше собирать материалы про Сталина.
Мы затеяли поездку в Батуми, взяли билеты на поезд Москва – Тбилиси, собрали чемоданы. Я радовался, что Люся моя наконец-то сможет отдохнуть под южным солнцем, что будем плавать мы не в грязной Москве-реке, а в чистой морской водичке.
Но мы успели доехать только до Тулы. Прямо в поезд принесли телеграмму: «Надобность в поездке отпала».
Мы все поняли. Все было кончено. Сталин, должно быть, прочитал пьесу, она ему не понравилась, никакого спектакля не будет, судьба моя туманна и малопривлекательна.
– Они не имеют права снимать тебя с поезда! Мы всем назло поедем в Батум! – бушевала Люся.
Но, конечно, продолжать поездку было бессмысленно, мы бы сошли с ума от неизвестности.
Тогда я и понял, что почти ничего не вижу, что от яркого света у меня резь в глазах.
Мы ехали в Москву, одной рукой я прикрывал глаза от солнца, а другой сжимал Люсину ладонь.
Никаких мыслей в голове моей не было. Душа наполнилась страхом и безысходностью. Когда оказались мы в нашей квартире, меня стала бить дрожь, а еще вдруг почудилось, что дом наш пропах покойником.
Люся пыталась меня ободрить, но выглядела при этом такой испуганной, бедной птичкой, что от жалости к ней у меня сжималось сердце.
Конечно, с моей писательской судьбой все было кончено.
Здоровье все ухудшалось.
Фадеев отправил меня в санаторий в Барвиху. Прекрасное место, лечили меня там преимущественно овощной диетой. И, как ни странно, зрение стало восстанавливаться. Я даже смог написать самостоятельно друзьям пару оптимистичных писем, но потом меня свалил грипп, и зрение опять стало падать.
Почки болели все нестерпимее.
Я вспомнил, что точно так же умирал мой отец, – и понял, что выпал мне тяжелый крест повторить его судьбу.
Вообще, наверное, любая смерть – дело хлопотное, долгое и муторное. Кроме разве что смерти от огнестрельного оружия. Но я такового не имею, к сожалению.
– Если бы мы не уехали, если бы не эта дурацкая телеграмма – ты бы не расхворался, – плакала Люся,
Я успокаиваю жену. И люблю ее в эти последние дни так сильно, как, кажется, никогда не любил прежде…
«А ведь у него, похоже, нет семьи, – решила Наталия, рассмотрев тумбочку в кабинете Олега. На ней было выставлено много разной всячины: крохотная Эйфелева башня и египетская пирамида, пара игрушечных «Феррари» и ангелочек, работающий за компьютером. Вот только традиционных для таких мест фотографий в рамочках не наблюдалось. – Я думаю, он развелся недавно. Возможно, до сих пор переживает. Он слишком симпатичный для того, чтобы надолго оставаться в одиночестве. И он не гей – я чувствую, что на меня Олег иногда смотрит с очень даже конкретным мужским интересом. Уверена, долго такой мужчина без жены не пробудет. И, конечно, он прав, не бросаясь в новый роман как в омут. Для того чтобы зажили душевные раны, тоже надо время».
– Наверное, вы не женаты, – резюмировала Наталия свои размышления. – И вряд ли у вас есть дети.
Олег, улыбаясь, развел руками:
– Наталия, вы просто созданы для детективной работы! Все в точку, месяц как развелся! Жене надоело, что меня часто нет дома. А я устал объяснять, что в каждой профессии есть своя специфика и ненормированный рабочий день – это особенность работы частного детектива… Место моей помощницы по-прежнему вакантно, и если вы только захотите его занять, я буду счастлив, и…
– Я не захочу его занять, – Наталия отставила пустую чашку и улыбнулась. – И вы будете несчастны. Я бы лично не связывала свое счастье-несчастье с выбором другого человека. Но это дело вкуса. Кстати, о вкусе – по некоторым позициям он у вас очень даже ничего. Спасибо, чай был замечательный.
– Но почему?! Почему вы отказываетесь? Я уверен, что ваши доходы бы увеличились!
– Деньги – это важно, но это не главное. Конечно, если бы речь шла о выживании, пришлось бы что-то решать. Но так вопрос не стоит. И я безумно люблю свою профессию.
Наталия собиралась уже выпалить, что работа судебного медика – это не грязное копание в трупах, как думают обыватели, а, прежде всего, любопытное аналитически-интеллектуальное противостояние преступнику; и еще колоссальная ответственность. Заметит эксперт легкий след от инъекции на руке человека, якобы сбитого машиной, – и следствие пойдет по одному пути, не заметит – и все будет совсем иначе. Подобная нагрузка – это как постоянное балансирование на краю пропасти: и страшно, и адреналин зашкаливает. С такой работой больше ничто не сравнится, замену найти сложно. Да, судебная медицина принимает не всех. Порой, оказавшись в морге, врачи понимают, что не хотят изо дня в день соприкасаться со смертью. Но если только получается осознать, что через эту смерть на самом деле спасается много жизней, то искать другое занятие уже просто никакого желания не возникает.