Талисман Шлимана

Oзерцова Ольга

Он внезапно ощутил, что потерял путь, запутался. Будет позором, когда утром они его найдут, и так презрительно посмотрят на него, которому недавно рукоплескали после игр с быком, на него, который не захотел примириться с тем, что не подарили ему добровольно, а ночью пробрался как вор, чтобы добиться этого силой… И дворец не отдал ему своих тайн, заморочил. Он представил себе лица жрецов и ее недоуменный взгляд. Это было хуже казни, хуже, чем смотреть в глаза дикому быку, и все же он не чувствовал себя виноватым, ибо страсть, казалось, давала ему право добиться этой красоты так, как он хочет. Но утренний позор страшней быка-прародителя, который, говорят, бродит здесь по

ночам. Лучше встретиться с ним, чем дать себя заморочить этому дворцу. Он отбросил уже не нужный меч, сел на холодный пол, обхватив голову руками, и почувствовал дрожь. Тогда вспомнил вдруг беспечную богиню на фреске и ее беспечно-щедрую, не ведающую терзаний улыбку. Взмолился: «Помоги мне ты, которой поют в цветах и травах у моря. Я могу сражаться с быком – голыми руками, с мечом – против воина, а какое против тебя есть оружие? Ты заколдовала этот дворец. Может, здесь нужны те топорики, которым поклоняются в лабиринтах? Чем мне сражаться?» И тут, желая поднять отброшенный меч, он нащупал что-то мягкое на скользком полу, а сквозь пробившийся сверху лунный свет увидел, что это лилия… чуть дальше впереди лежали другие лепестки. Схватив цветок, побежал по этому зыбкому следу. Он вспомнил, как часто гадали их девы, обрывая лепестки у цветов – вон еще один.

вспомнил, как часто гадали их девы, обрывая лепестки у цветов – вон еще один. При слабом свете разглядел развилку коридора, на миг засомневался, куда идти, но лепесток лежал по правую руку. И он поблагодарил эту беспечную богиню. Пройдя несколько шагов, вдруг снова увидел ее изображение, у которого уже был раньше, она, казалось, смеясь, шептала: «Вот оно, мое оружие. Держи его. Оно легче, чем твой меч, но, право, его запах лучше, а вид приятней». Он осмотрелся, все еще не веря, что избежит позора и найдет выход. И тут заметил Игрунью, она обрывала последние лепестки у цветов. Еще один букет лежал около богини.

– Что с тобой? Где ты нашел мою лилию? Ты очень рискуешь. В самом деле, если вдруг тебя обнаружат здесь… – Она подошла ближе и, посмотрев ему в лицо, расхохоталась. – Видел бы ты себя, великий воин: зубы скрежещут, глаза горят, а лицо красно.

Он отвернулся, а она вдруг с жалостью взяла его за руку.

– Ты так ничего не поймешь и не узнаешь счастья. Посмотри, что за ожерелье подарил мне друг. Он не бегал за мной в закоулках дворца. Я сама подала ему руку.

Ожерелье и вправду ярко блестело на ее шее. Но еще ярче казались ее веселые губы и счастливые глаза.

– Послушай, Игрунья, мне кажется, ты можешь быть добра и понять чужеземца. За что все это со мной происходит? За что мне такое униженье? Ее вправду любил бог?

– Пойдем, я выведу тебя отсюда, мы все добры… Ты когда-нибудь поймешь. Ты нашел путь к богине по случайным цветам. Эта ночь к тебе благосклонна. Ты скоро почувствуешь это. Что нас ждет, кто знает? Ты уедешь, она уедет в Египет. Но вокруг Кносса цветут цветы. И меня ждет мой друг. Пойдем поскорее, любитель лилий.

Когда он выбрался на террасу, с наслаждением вдохнул этот воздух, напоенный цветами, вдруг, несмотря на все, почувствовал радость.

По вечерам был темный густой воздух, звон цикад.

А сегодня за обедом Таня, очаровательная молодая девушка (ей пятнадцать лет, она радует всех в нашем отеле у моря) сказала:

– Что это меня глюки мучат? Мне кажется, что такое уже было, мы так же сидели, о том же говорили…

– Это бывает, это что-то типа реинкарнации, когда вспоминаешь прошлое, – заметила светловолосая дама, моя соседка, пробуя терпкое местное вино.

– А я вот думаю, ей видится то, что будет.

– Пророчица.

– Не совсем.

– Александр Владимирович, а здесь были свои вещуньи?

– Наверное. Мы мало знаем. Минойская цивилизация существовала тут еще раньше, чем Кассандра и пифии в Дельфах.

– Про Кассандру рассказывалось в мифах, что она после взятия Трои жила с воином?

– Да, стала наложницей царя Агамемнона. Их потом обоих убила жена Агамемнона, Клитемнестра.

– Я бы не хотела такого конца, как у нее, я бы убежала.

– Я чувствую, что наша пифия уже совсем перегрелась на солнце, – заметила Танина мама.

– Александр Владимирович, а у вас тоже плечи покраснели. Пойдете завтра с нами на пляж или опять на раскопки?

– Смотрите, дождь.

– Говорят, здесь это редкость.

– Вы куда, Александр Владимирович?

– Пойду погуляю, посмотрю на дождь, он и правда здесь редко бывает.

Дорожку, ведущую от отеля к морю, окружали кусты, цветы. Наверное, меня тоже начали здесь мучить эти самые глюки. Я смотрел, как на хрупких ветках сверкают капли, как драгоценные камни в волосах самой тонкой большеглазой девушки. И мне вспомнилась какая-то юношеская мечта. Когда я это представлял себе -еще в школе, в университете? Я смотрел на мокрые листья и чувствовал: у нее должны быть таинственно глубокие, мерцающие, как эти капли, глаза. И хотелось задать детский вопрос: «Как твое имя?» В таком расслабленном состоянии я вышел к морю. Дождь внезапно кончился. Море у ног осторожно, мягко дотрагивалось до берега, как женские руки. Я сел на лежак у самого прибоя, он шумел, пена разлеталась. Что-то странное пришло на ум: «Ты, море теплое и доброе. Ты, начало цивилизации. Ты, создавшее красоту. Дай нам…»

Пришло чувство нежности. Оно было пугающе тихим. И снова приобрело свой смысл все в мире. И боль, и ложь, все вокруг, начальники, деньги, мой давний безрадостный брак, одиночество, дальняя поздняя любовь, редкость встреч с ней и с моей внучкой… И я впустил в себя это море, цикад, серебристую пену на волнах, ступени разрушенных дворцов, музыку по вечерам – они захлестнули весь осадок непонимания. В душе шаг за шагом стало восстанавливаться какое-то разрушенное единство. Гармония мира, его взаимосвязь возвращалась трепетно-живой, юной. Я вдруг ощутил, что мир ко мне добр, величественно добр, как это море. Более того, великодушен и щедр. Оно истинно, и все истинно. И все ошибки, горе и обиды, как старые листья на

стебле, были такими до боли человеческими ошибками. А значит, и в них истина. Потерянная в шуршании машин, в крике, сплетнях, гармония оказалась истинной и существующей.

Обрести и услышать.

И я иду.

Иди и слушай —

Обрести и найти.

Слышишь?

– Александр Владимирович, а знаете, какое вино мы сегодня с вами пили перед дождем? Нам наш официант рассказал.

Мои новые знакомые приносили мне такую же беспечную радость, как моя маленькая внучка. Особенно пятнадцатилетняя Таня, севшая со мной рядом на лежак.

– Говорят, что из Архан. Это самое знаменитое у них здесь красное. Туда даже есть экскурсия с дегустацией. Вы чувствуете, как действует?

– Кажется, да. А вы знаете, Танечка, я завтра собираюсь как раз в Арханы, только без экскурсии, продегустировали мы и здесь отлично.

– С кайфом.

– Вот именно. А там святилище на горе Гюхте и древнейшие могильники – толоссы. Они такие круглые, таинственные. Не хотите со мной?

– Ой, я лучше пойду на пляж. А вечером вы все расскажете, хорошо? И купите нам еще арханского.