Талисман
Шрифт:
– Благодарю, – повторил я, приняв угощение.
Выпив самогон и закусив его хлебом, я сказал:
– Рядом с Вами находится подвал, в нём был продовольственный склад; Вам хватит.
Её взгляд, перехваченный мной, говорил: «бедный безумный мальчик».
Тогда я встал, взял из-за угла лом и ударил им по стене, которая, не смея противиться моей воле, тут же рассыпалась во прах. За ней уходили вдаль и терялись во мраке стеллажи с продовольствием.
Теперь взгляд этой женщины выражал сомнение в здравости собственного рассудка.
Ни слова
Спустя несколько лет домой вернулись её муж и сын. В нормальном достатке они прожили всю свою жизнь. Печали и горести обходили их дом стороной.
Я не спешил, поскольку в любой момент времени мог оказаться, где заблагорассудится. Но были такие вопросы, в ответах на которые мне необходимо было увериться. Всё же древнее предсказание висело надо мной дамокловым мечом.
– Почему? – спрашивал я себя. – Почему нельзя вмешиваться в их дела? Я же Талисман, а значит должен защищать их. – Тогда я ещё многого не знал, несмотря на то, что считался всезнающим.
Меня просили дать счастье, и я пришёл, чтобы привнести его в мир. Жаль, что дорога, выстланная благими намерениями, ведёт совсем не туда, куда хочется.
За этими мыслями я приблизился к сожжённой деревне. Она была подобна тысячам таких же, но в то же время было одно отличие: это было место, откуда пришёл зов.
Взобравшись на памятный холм, я увидел распростёртое тело девушки, уставившееся невидящими глазами в безответное небо.
– Бедное дитя, – ты обрела своё бессмертие, – прошептал я, смежая её веки. Вот этот холм. Отправная точка моего существования в этом мире. Иногда, мысленно возвращаясь к нему, мне хочется стереть его с лица земли.
Не нужен я был этому миру!
Задуманное не требовало значительных усилий, а только некоторой хитрости. Я – Талисман. Моё назначение: охранять людей, правда, это не осознанное стремление, а своеобразная плата за малейшую доброту по отношению ко мне. Но у меня есть и оборотная сторона: я нёс смерть каждому, кто затаит на меня злобу. Она стояла за моими плечами, готовая в любую секунду сразить угрозу на повал.
Я шёл по «чёрной» территории нисколько не таясь, хотя и был одет в форму врага. Многие из тех, кто меня видел, так и замирали с открытыми ртами, не предпринимая ничего. Другие прятались, повинуясь древнему врождённому инстинкту.
Но были и иные, те, которые чувствовали, что я несу смерть, не только им лично, но и всей их империи. Такие пытались меня остановить. Обычно их конец был ужасен.
Один подорвался на собственной мине, другому выворотил все кишки его же товарищ, третий провалился под землю, и его там что-то съело, причём с большим аппетитом. На четвёртого упал самолёт, а в пятого при абсолютно безоблачной погоде ударила молния.
Твёрдого убеждения у меня не было, но уже тогда я понял, что смерть – большая затейница, и мне придётся с ней хлебнуть ещё немало кошмаров. Правда, пока меня не трогало
Всё во благо, – говорил я сам себе, – всё во благо!
Одиночество.
Жуткое чувство. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас, когда для человечества всё уже кончено. Поначалу я пытался утешиться и уверить себя, что всё это не так, и где-нибудь да остались люди, которые смогут возобновить род человеческий. Но никто не желает счастья, и я почти наверняка уверен, что никто не выжил.
Это ужасно.
Даже там, в своём мире впечатлений, я не был настолько одиноким, ведь люди тогда жили. И любили. И благодарили. Испытывали массу положительных эмоций, благодаря которым я никогда не чувствовал себя одиноким.
Жаль, что всё это я понял только теперь, когда… слишком поздно.
От такого чувства люди сходят с ума и накладывают на себя руки. Я не могу этого сделать.
В Берлин я вошёл, как простой человек (в смысле пешком). Я вспарывал «черноту» словно нож масло. Думаю, что фюреру донесли о моём появлении уже давно, но он был неглупым человеком и понимал, что раз меня не остановили все кордоны, то и ядерная бомба не поможет, поэтому ожесточённого сопротивления я не встретил.
Меня ждали.
Даже вход в здание рейхстага был открыт. Здесь никто не пытался меня остановить, но люди шарахались, как от зачумленного. Твёрдым шагом я проследовал в кабинет фюрера, открыл дверь и прошёл внутрь.
Он сидел за столом, а перед ним по стойке смирно стояли три офицера.
– Выйдите! – рявкнул он им.
Для меня что немецкий, что русский звучали набором оттенков чувств.
Военные высшего звена выскочили из кабинета, как нашкодившие щенки.
Когда дверь за ними захлопнулась, я сказал:
– Вы должны умереть!
– Я знаю! – выплюнул он. – Но если ты думаешь, что всё сойдёт тебе с рук, то ошибаешься.
– Сейчас Вы должны причинить мне зло, – сказал я совершенно спокойно, не взирая на его угрозы.
– Заткнись! – вскричал он, выхватывая из ящика стола пистолет. – Я знаю всё, что я должен! Я знаю не меньше тебя! Я знаю, кто ты, и ждал тебя!
– В таком случае выполните всё, как надо.
– Молчи, щенок! Я проклинаю тебя! Моя ещё не построенная империя рухнет, но вместе с этим она станет твоим проклятием! Вот увидишь!
– Меня не интересуют ВАШИ эмоции, – отрезал я.
– А должны были бы!
Тут фюрер выпрямился во весь рост, и словно электрический разряд прошёл сквозь моё тело. В этот момент я понял, что за ним стоят силы, неизмеримо большие, чем я думал.
Но страха не было. Была необходимость выполнить обещание.
Грянул выстрел.
Внешне ничего не изменилось. Но и он, и я уже знали, что война эта будет для него проиграна. Но фюрер даже вида не показал, что удручён. Уже тогда он твёрдо знал и то, что реванш взят.