Там что-то есть
Шрифт:
Женщина в ванне. Видящая то, что видит. Первым делом она подумала, что это голова античного существа.
Ничего подобного. Это настоящий павиан. «Любопытный Том», сбежавший из неволи и шныряющий по городским окраинам. Ей ничего не остается, как принять эту гипотезу. Потому что в противном случае это означало бы, что ей с пьяных глаз померещился пришелец из другого мира. Мужчина.
Неподалеку от сарая Эдди обнаружил странный помет, похожий на человеческие испражнения. На его зов сбежались остальные.
Усадьба Клейнхена расположена в безлюдном месте, если не считать проезжающие по шоссе машины, которым совершенно незачем останавливаться. До сих пор они чувствовали себя в безопасности от непрошеного вторжения.
И вдруг – эта тугая скрученная колбаска с торчащими из нее шерстью и жилами.
Чарльз взял ее голой рукой.
– Вы обратили внимание? Он поужинал кроликом. Шакал, наверное.
Джой нервно хихикнула.
– Прямо рядом с домом?
Вуси тоже усомнился.
– Для него же здесь нет никакой еды.
– Наверное, здесь еще сохранился запах свиней и кур. В наше время шакалы часто подходят к населенным пунктам.
– Ты уверен, Чарльз? – спросил Эдди.
Тот сунул колбаску ему под нос. Эдди отшатнулся.
Вуси спросил – тоном исследователя, а не праздного зеваки:
– Ты что, разбираешься в животных?
– Да, конечно. Прежде всего, берутся во внимание размеры и форма. Ну, это просто – кто угодно увидит разницу между слоном и птенцом.
Все засмеялись. Однако Чарльз продолжал на полном серьезе – так человек, давно уволившийся с завода, берет в руки привычный инструмент и орудует им с теми же автоматизмом и легкостью, как когда-то, работая на конвейере.
– Даже если экскременты потеряли форму, многое можно определить по составу съеденной пищи. Путешественники и жители буша веками пользовались этой методикой. Она стала частью их охотничьей науки.
– Этому тебя научили в лагере скаутов?
– Не совсем…
– Тогда где же ты этого набрался? – спросил Вуси и, обращаясь к остальным, добавил: – Головастый парень наш Чарли! Нам повезло с таким товарищем!
Джой, вежливо улыбалась, слушая, как Чарльз повторяет другим то, чем поделился с ней в начале их близости.
– Хотите верьте, хотите нет, но одно время я работал лесничим в заповеднике.
Это было одно из занятий, к которому он прибег, чтобы только не заниматься производством металлической и картонной тары, как отец и дядья, владевшие сорока процентами акций в этом бизнесе. Или («ну, раз уж ты не создан для предпринимательства…») не поступить на работу в так называемый Научно-исследовательский центр изучения природного топлива, где ни наукой, ни природой даже не пахло.
– Шутишь? Где именно?
– О, в разных местах. У меня не было специального образования, и я учился у рейнджеров на Шангане.
– Ага, значит в Крюгере [5] .
Вуси сопровождал свои рубленые фразы энергичными кивками. Было дело – нелегально пробираясь домой, он проходил через этот охраняемый участок, где еще сохранилась первозданная дикая природа.
Его охватила тревога. Внешне это выразилось в том, что его маленькие жесткие уши плотнее прижались к голове.
Чарльз вытер ладони о брюки и сцепил руки на затылке, давая расслабиться шейным мышцам.
5
Шангане – название реки. Крюгер – название национального парка.
– Хорошо бы на досуге применить эту методику к людям. Так сказать, провести классовый анализ, – он немного помолчал, наслаждаясь их смехом. – Взять образцы нечистот с фешенебельной окраины, где живут белые, и из мест «самостроя». Или взять чернокожего работягу, слопавшего на обед полбуханки хлеба, запив его банкой пива, и белого чиновника, наслаждающегося блюдом из устриц под «флер де кап». Покажи мне свои экскременты, и я скажу, кто ты.
В тот день старик-чернокожий не появился на участке. Он не был мародером, хотя и следил за Россерами с момента их водворения на усадьбе Клейнхена. У него был свой способ вести наблюдение, никому не мешая и оставаясь незамеченным.
Этот сельскохозяйственный рабочий ходил в церковном облачении, чтобы хозяева не прогнали его взашей, как бродягу. Но ему не было нужды беспокоиться: супруги практически не выходили из дома. Зато он часто видел во дворе двоих парней с его цветом кожи, видимо наемных рабочих.
На этот раз он пришел посмотреть, как растет кукуруза. Да… Целью его визита было как-нибудь договориться о получении части урожая.
Этим ребятам, ответившим ему на диалекте «сесото», было все равно, что есть – проблему представлял только белый хозяин. Не могли бы они принять его в свою компанию? Сколько раз он являлся сюда затемно, чтобы без помех и не причиняя никому беспокойства, прополоть кукурузу.
Но эти парни отличались повышенной щепетительностью. Они и слушать не хотели о помощи. Один, одетый в джинсы и рубаху с пальмами (так одевается городская молодежь), сказал: не волнуйся, мы сами справимся.
Водя взглядом по двору, старик выразил свое восхищение тем, как они модернизировали сарай, и полюбопытствовал, почему хозяин не занимается вспашкой. Что они думают сажать? И зачем слуги, если они не собираются заводить кур или свиней?
Вуси объяснил: сельскохозяйственные работы отложены на потом. Хозяин решил сперва оборудовать гараж. Опять же ремонт в доме… Нужно покрасить полы и стены.
Да, верно… Мистер Клейнхен перед смертью долго болел, и дом пришел в упадок.
Трое черных беседовали в саду больше часа. Утомившись стоять, они двинулись к ящикам из-под оружия и уселись на них. Закурили. И продолжили разговор, в котором нашлось место для жестикуляции и смеха. Гость снял шляпу, обнажив большую, блестящую на солнце, шишку на черепе.
Белые следили за ними через окно ванной. Там было окошко с непрозрачным стеклом – что-то вроде люка, увитого высохшими лозами.
Из кухни наблюдать было удобнее, но зато и их самих было бы видно снаружи. Главное, не зная языка, они бы все равно не поняли темы разговора.