Там чудеса

Тэ Кристина

Не с руки ей было хмелеть.

Немного бодрил вид великого князя, жены его и старшего сына: тем и вовсе пришлось корзно [10] накинуть,

богатое, черно-солнечное, с опушками меховыми, а погляди ж, не раскраснелись, не покрылись испариной, сидели во главе стола поперечного что ледяные истуканы. Жених с невестой тоже будто не замечали плещущего вокруг жара: оба переоделись – опять в красное, но на сей раз с золотом, – Людмила прилюдно волосы Руслану лентой своей стянула, а он на ее чело венок возложил, прямо поверх обруча свадебного. Вроде как отдарился за тот, что на ладных гуляньях от нее получил.

10

Корзно – княжеская мантия с застежкой-фибулой на правом плече.

Оба улыбались, переглядывались и, похоже, пальцы под столом сплетали, мгновения считая до того, как уйти можно будет. И Фира знала, что лишь она одна этот миг оттягивает: Людмила попросила ее спеть и явно с места не двинется – с ее-то упрямством, – пока не получит желаемое.

Петь не хотелось, играть – тем более.

Гусли оттягивали руки, будто каменные, а пальцы дрожали так, что струны того и гляди без щипков зазвенят. Нет, Фира с радостью оттарабанила бы частушку или еще что веселое, незамысловатое – тут уже что только не горланили, народ, поди, и слушать перестал, – но Людмила требовала песню непростую, особенную.

Привезенную из Луара. Украденную маленькой Фирой у деханского бродяги.

Она не стремилась ее запомнить, но строки сами собой оседали в голове и сердце.

Пока она ерзала на стылом камне у берега и слушала хриплый, просоленный морем и изрезанный ветрами мужской голос. Пока бежала домой по склону, надеясь успеть до того, как отец с отрядом минует мост, – горн тогда уже протрубил три раза. Пока розги рассекали спину и бедра, потому что Фира все же опоздала и была наказана за побег. И пока она томилась в темноте и холоде, не в силах приподняться с мокрого пола…

Песня звучала в лязге железного замка. В шипении затушенного факела. В тихом «Ведьма»,

Конец ознакомительного фрагмента.