Там, где бьется артерия (сборник)
Шрифт:
– Если прикажут – почему бы нет? – с той же степенью пессимистичного «воодушевления» ответил Станислав. – В принципе, мы здесь уже успели наработать солидную базу… Ее мы охотно передадим своим коллегам. Тут до раскрытия осталось-то всего ничего… Нет, вы, я так понял, считаете, будто мы отсюда просто решили сбежать? – неожиданно сменив тон, заговорил он обидчиво и даже агрессивно.
– Что вы, что вы! – вскинув руки, поспешил заверить Червонов. – Я всецело понимаю ваши проблемы и полностью согласен с тем, что вы сделали самую главную часть работы. Удачи вам и всяческих благ! О! Это, я вижу, Дима приехал? Он за вами? – указал
– Да, счастливо оставаться! – суховато обронил Гуров и торопливо двинулся к машине.
– И вам счастливого пути! – пожелал Червонов, с приторно-угодливой улыбочкой глядя им вслед. – Скатертью дорога, бакланы!.. – уже без улыбки, зло добавил он вполголоса.
Тут же достав свой сотовый, набрал чей-то номер и с угодливыми нотками что-то начал торопливо докладывать. Наблюдая за ним из кабины «уазика», Гуров торжествующе рассмеялся.
– Есть контакт!
Димка, узнав о спешном отъезде оперов в Москву, изъявил свое искреннее огорчение.
– Ну вот, – вздохнул он, – а я так надеялся, что вы сумеете раскрутить эту головоломку! Тем более что есть свежий случай и все возможности выйти на убийц…
Ответив ему столь же сокрушенным вздохом, опера пояснили, что они и рады бы остаться, но в Москве бесследно пропала генеральская дочка, и им дано задание бросить все дела и немедленно ее найти.
– Нет, ну, это правильно, – саркастично усмехнулся Димка. – Генеральская дочь – это, можно сказать, нечто очень важное. Хутор-то – бог с ним! Переживет как-нибудь, перетопчется…
Огорчил сверхспешный отъезд квартирантов и Раису Григорьевну. Наблюдая за тем, как Гуров и Крячко спешно пакуют свои сумки, она скорбно покачала головой:
– Значит, вы нас бросаете?
– Ничего не поделаешь – так надо! – с неожиданно хитрой усмешкой обронил Гуров. – Кстати! Вот так же говорите и на людях – что мы вас тут бросили, что мы позорные трусы, что вы на нас надеялись, а мы вас всех предали. Было бы неплохо, если уже прямо сегодня семей десять дали в районке объявления о продаже домов. А прямо сейчас, когда мы будем уезжать, вы выйдите на улицу и бросьте нам вслед: «Как вам не стыдно? Как вы так можете делать?!!»
Несколько ошарашенная услышанным, хозяйка дома на какое-то время даже потеряла дар речи. Но, моментально сориентировавшись и сразу же повеселев, она кивнула и вполголоса пообещала:
– Все будет сделано в точности, как надо! Удачи вам!
Через час, стоя в жиденькой очереди к кассе аэропорта, приятели без труда вычислили впалощекого гражданина с глазами вяленой воблы, который, стоя в некотором отдалении от них, усиленно изучал расписание авиарейсов. А еще через час Гуров и Крячко вознеслись к облакам на среднемагистральном лайнере, который помчал их к Москве. Впалощекий, место которого загадочным образом оказалось прямо позади них, всю дорогу шуршал журналами сканвордов, чутко вслушиваясь в разговоры оперов. Судя по всему, тема и тональность их диалога для него были настоящей небесной музыкой – в иные моменты он не мог сдержать довольную ухмылочку.
– Я говорил, что нечего нам соваться в это провинциальное болото, а Петро: «Езжайте, езжайте!», – недовольно бурчал тот, что ростом повыше. – Хороших криминалистов нам он не дал, а в этой дыре приличного судмедэксперта днем с огнем не найти…
– Мало того! – вторил ему крепыш в кожанке. – Эти сволочи уже и на нас самих наезжать начали. Как думаешь, грохнуть нас они рискнули бы?
– А думаешь – нет? – саркастично хохотнул первый. – Сдается мне, через день-другой мы оба могли бы оказаться на том же самом лугу с перекушенной глоткой. А я не подписывался на то, чтобы умереть смертью героя!
Когда самолет приземлился в Домодедове, приятели, «совершенно не подозревающие» о соглядатае, получили багаж и, выйдя из здания аэровокзала, взяли такси и куда-то быстро укатили. Проводив их ехидноватым взглядом, впалощекий достал телефон и подобострастной скороговоркой что-то доложил некоему властному господину, после чего направился в кассу, чтобы взять билет на обратный рейс. Он даже не подозревал, что очень скоро в Шереметьеве опера выйдут из такси и, получив уже купленные капитаном Жаворонковым билеты, снова отправятся на посадку.
Поздним вечером Роман Шадрин вернулся из очередной поездки на своей грузовой «Газели» и, загнав ее во двор, для чего-то поспешил выйти на улицу. Убедившись, что вблизи дома посторонних не наблюдается, он вернулся к машине и, приоткрыв боковую дверку, кому-то сказал вполголоса:
– Все чисто, можно выходить!
Из фургона со своими дорожными сумками тут же появились Гуров и Крячко. Следом за Романом они прошли к сеновалу, уже почти доверху заполненному душистым степным сеном. Минут через десять, уже в спецкамуфляже, напоминающем маскировочный костюм марки «Леший», только с более коротким махровым покрытием, они спустились во двор. Шадрин проводил их на зады своего огорода, и опера, о чем-то с ним коротко переговорив, скрылись в сгущающейся темноте.
Лев и Станислав, озирая округу через мощные бинокли с устройством ночного видения, шли к той части околицы хутора, откуда хорошо просматривалось направление со стороны Плетюхи и старого кладбища бывшего хутора Мельничный. Меж собой они общались через индивидуальные переговорные устройства. Выйдя за густую, обширную куртину ивняка, они разошлись в разные стороны, выбрав максимально удобные точки наблюдения.
И потянулись нескончаемо долгие минуты томительного, можно даже сказать нудного, ожидания. Окутанная ночью степь жила своей обыденной жизнью. Перекликались птицы, стрекотали кузнечики, в какой-то болотистой низине самодовольно подквакивала лягушня. Гуров, чтобы экономить ресурс аккумуляторов, лишь время от времени включал устройство ночного видения. Но и в полночь, и за полночь ничего существенного заметить не удалось. Время от времени он перекликался со Стасом. У того тоже был «голый вассер». Часа в четыре утра, когда ночная темень начала редеть, они поспешили обратно и вскоре забрались на сеновал, где обнаружили весьма неплохой завтрак, приготовленный им Романом.
Проспав почти до вечера, приятели прикончили остатки пайка и, скучая от вынужденного безделья, через щели в стенках сеновала наблюдали за происходящим снаружи. Как они сразу же могли заметить, обозримый участок улицы этим днем смотрелся куда более безлюдным, нежели несколькими днями ранее. Казалось, хутор окутан липким туманом страха, и люди даже днем опасаются выходить на улицу. Лишь раз за все время наблюдения прошли две какие-то тетки, которые костерили все сущее на белом свете – от «гребаных упырей, черт бы их, тварей, побрал» до «безголовых бездельников», кои, чуть что случись, «в штаны валить начинают».