Там, где кончается арена…

Кулаков Владимир Александрович

– Тупим?.. Я спрашиваю, ты откуда такой… бравый?

– Из цирка!

– Эт-т я знаю, что ты циркач! Вас тут полбатальона нагнали. Родился где?

Сашка продолжал «не смущать» начальство:

– В опилках.

Рота грохнула смехом, словно танковое соединение одновременно решило поразить противника синхронным выстрелом из мощных бронестволов.

– Ты что, лошадь? При чём тут опилки?

– Так принято говорить о тех, кто родился в цирке.

У кого родители – цирковые.– Сашка звонко и чётко отрапортовал, расчленив эту длинную фразу на отдельные слова. Затем, без спросу, разрешив себе

«вольно», совсем по-граждански добавил:

– Вообще-то, я появился на свет в Воронеже, прямо в цирке, когда там были на гастролях.

– Ёк-макарёк, ещё один земеля…– прапорщик сдвинул фуражку ещё дальше на затылок. На чём она там теперь держалась, было ведомо только одному армейскому богу! Старшина из любопытства невольно сделал шаг вперёд.

– Тот-то я смотрю, мне всё знакомо до боли, до слёз. А он оказывается – ещё один «жлоб» воронежский. Вы там все на одно лицо! Морды у вас с Никоновым, как братья-близнецы!..

– Только у них матери разные…– подал реплику Шацкий. Строй хохотнул.

– Отстаи-ить! – свирепо рявкнул Терешко. Он только собирался развить эту тему, а тут ему этакое препятствие! Сегодня на армейском манеже премьером был он!.. Терешко где-то услышал, что всех воронежцев называли именно так. Вроде, как в словаре какого-то там Даля «жлоб» переводилось, как житель воронежской губернии. Ну, типа, как всех рязанских раньше дразнили «косопузыми» из-за топоров, которые они в плотницких артелях носили за кушаками на животе. Так оно было на самом деле или нет – поди теперь проверь. А прозвища остались в веках…

– Так точно, Вашбродь – «жлоб». Ещё чуть-чуть, и был бы как Вы – «Курский соловей». Немного не долетел!..– Сарелли продолжал гнуть своё, дуркуя…

Солдаты за глаза звали Терешко «соловьём» за его манеру вечно что-нибудь фальшиво насвистывать, также зная, что тот родился где-то в небольшой деревушке в медвежьем углу Курской области, куда он по дембелю дальновидно возвращаться не захотел: «Навоз топтать?..» Сообразил и остался на сверхсрочную…

Терешко вмиг посуровел. «Вашбродь» он не расслышал. А вот про известную птицу певчую!.. Неслыханная дерзость от салаги-первогодка!.. Его глаза забегали по кругу, как дрессированные пуделя по манежу! Враз посиневшие тонкие губы зашевелились, то ли отражая глубинный мыслительный процесс, то ли сотворяя неслышимые пока матерные слова! Конопушки на переносице вспыхнули. Строй замер – сейчас начнётся!..

Прапорщик немного помароковал над услышанным. Потом, кажется, понял, что это скорее был комплимент, нежели оскорбление. Дёрнул плечами. Обмяк, оттаял. А чё? Курский – он и есть курский – факт. Соловей – тоже не обидно! Не-е – нормально…

– Ладно! Служи!.. Хм, итальянец-засранец! – снова заржал, обрадованный подвернувшейся вовремя рифме. Строй с облегчением выдохнул!..

Первая после прибытия в новое расположение утренняя поверка продолжилась. Служба рядовых Ангарского и Сарелли в танковой роте тринадцатого полка началась…

Глава пятая

Расположение готовилось к очередному отбою. Все сидели, подшивали подворотнички. Ангарский, поигрывая ниткой в зубах, решил размять язык на сон грядущий.

– Влад! А у тебя родственники…– Шацкий не дал Витьку закончить:

– Да! Из «одесситов», а что?

– Да

так, ничего. Смотрю, откуда умище!..

– Ну, Ангарский – тоже не Иванов, скажу тебе.

– Не-е, мои предки из шляхтичей и белорусов.

– Ну, да! Где Ангара и где поляки с белорусами! Судя по твоим залётам, Витёк, ты – здесь, а ум около Байкала так и остался…– Влад белозубо улыбнулся, как мог это делать только он.– Уж лучше бы и твои предки были «одесситами». Хочешь я тебе расскажу, откуда у тебя такая фамилия на самом деле?

– Ну? Интересно! Давай трави, знаток!

– Ты говорил, что твой дед из беспризорников?

– Было дело. Так дед рассказывал.

– Так вот! Когда малые детишки, как твой предок, попадали в детдома и не знали своих фамилий, им давали их или месту рождения, или местности, где они проживали, или где их отлавливали. Вот так твой дед и стал Ангарским. Таких было полно, пол-России – Ярославских, Владимирских, Астраханских, Орловских и так далее.

Позже, чтобы не смущать «бдительных» граждан и некоторые специальные ведомства, тот же Ярославский превратился в Ярославцева, Владимирский во Владимирцева. Окончания значили многое. С «й» можно было далеко не уехать, только пойти… Евреям запрещено было жить в больших городах, если ты в курсе. Они влачили своё существование в так называемых «местечках».

– Откуда мне знать? Я же, этот… бурят с Байкала.– Ангарский растянул свои глаза по сторонам.

– Хватит вам, побочные дети дядьки Моисея! – Сарелли влил свою долю сарказма в дружескую беседу.– Цирковые вы! Вот и вся ваша корневая система.

– Слушай! А смотри, как интересно! Все национальности – имена существительные. Ну, там: американец, немец, грузин, француз. Русский – это прилагательное. Я бы даже сказал – определение. Цирковой – тоже.

– Рядовой – тоже определение. А вот старшина – это мировоззрение, определяющее твоё место где-нибудь в районе толчка, который нужно почистить, чтобы служба мёдом не казалась!

– Дотрынделись! Вон, Терешко топает…– Никонов напрягся.

– Вспомни солнце – вот и лучик!..– Ангарский помрачнел.– Правду дембеля говорят: «Бог создал отбой и тишину, чёрт создал подъём и старшину». Ща начнётся «отбой-подъём!..»

Командир танка Шацкий, наводчик Сарелли, заряжающий Ангарский и механик-водитель Никонов составили гвардейский экипаж и влились в боевую жизнь не менее гвардейского тринадцатого танкового полка.

О, это был известный полк! С боевой, так сказать, биографией, историей. Ох, и дали фрицам жару во время Великой Отечественной!..

В современной, мирной жизни дивизии этот полк опять же постоянно был на слуху, как в положительном смысле, так и в том, за что получают взыскания и понижают в звании. «Что ни экипаж, то клоуны!» – то ли с гордостью, то ли с тихим ужасом резюмировал командир того самого полка. И на полигоне первые, и в повседневной армейской жизни не последние! А уж ежедневных всяких самоволок, залётов-происшествий – и не сосчитаешь! И все какие-то с вывертом, с фантазией! Одно слово – тринадцатый! Только и разговоров в дивизии об этом полку! Притча, так сказать, во языцех! Это одновременно и гарантированная благодарность от проверяющих, и непрекращающаяся головная боль, и незаживающий прыщ на командирских жопах…