Там, где нас нет
Шрифт:
Жихарь покрутил в руке сорванный замок и сдвинул решетку. Из прохода сильно тянуло холодом.
Сперва он хотел на прощание поджечь стог — дым пойдет вверх, то-то будет там страхов и пересудов! Огненного змея заподозрят! Яма — она и есть Яма, недаром у далеких предков в жаркой стране за Зимними Горами бог смерти так прямо и звался: Яма… Да князь Жупел со страху убежит к тестю в Грильбар!
Но потом подумал: а как не убежит? А как случится новому бедолаге сюда лететь? Жихарь сплел толстый жгут сена, воткнул его в стенную трещину и зажег. Потом, не торопясь, разложил щедрые дары скопидомного варяга и честно поделил пополам, оставив
Богатырь скользнул вниз, выбрал пару кольев: один для факела, другой для драки. Обрывком железной цепи подпоясался — тоже пригодится. Все было готово к походу в неведомую тьму.
Все, да не все. Ведь, если заметят слабый дымок, если Жупел что учует, он же спровадит сюда всю дружину — добивать преступного обидчика. А они увидят ход и кинутся в погоню. Придется погодить.
Колдовать как следует Жихарь, конечно, не умел, но кое-чего нахватался у тех же Кота и Дрозда. Разбойники без чар не живут. Он наковырял глины из стены и с сожалением размочил ее пивом. Из глины он как попало вылепил человечка, стараясь, чтобы тот походил на него самого, но человечек все равно получился страхолюдным. Указательным пальцем лепила проколупал в глиняной головке разинутый рот. Потом прокусил до крови мизинец и смочил кровью лоскуток, не пожалев нарядной рубахи. Лоскуток он воткнул болванчику в грудь, где полагается быть сердцу, слегка полюбовался на свое творение и подсадил его на верхушку стога.
Болванчик, не чинясь, начал отрабатывать свою недолгую жизнь: из дырки во рту полились наверх жалобные сетования и причитания, перемежающиеся проклятиями вероломным друзьям. Выражался глиняный при этом столь забористо, что многие хулительные слова не были знакомы и самому Жихарю.
Голос, конечно, был мертвый и противный, но чего и ждать от человека, пронзенного осиновыми кольями?
— Не заткнется ведь, пока не засохнет! — похвалил Жихарь сам себя и тронулся в путь.
Коридор был просторный, не пришлось даже нагибаться. Может, предки многоборцев его выкопали в свое время на случай осады, а потом забыли, хотя вряд ли: уж такой храбрец, каков Жупел Кипучая Сера, знал бы наверняка.
Значит, не старые люди рыли; во-первых, за столько лет тут бы все давно обрушилось и осыпалось, а во-вторых, разве под силу человеку проложить такой ровный и круглый ход? Словно огромный земляной червь его проделал, вон и бороздки на стенах…
Искать его теперь никто не будет, а если и увидят, посчитают за умруна: или за ходячего мертвеца, или за живого покойника, или, чего доброго, за бойкий труп примут. Потому что после смерти человеку, если он не желает спокойно в земле отдыхать, только в этих трех видах обретаться и можно. Ходячий мертвец людям без толку и даже опасен, потому что его под землей научили сосать кровь; живой покойник неприятен, поскольку приходит по ночам и вещает самую горькую правду, а кому она нужна; бойкий же труп обязан указывать людям клады, а они, увы, не во всякой местности зарыты.
Людей, конечно, не грех попугать лишний раз, чтобы не возомнили о себе лишку, только пугателей и без Жихаря хватает. Молодому бойцу редко приходилось сталкиваться с Замогильным Людом, но воспоминания остались самые поганые… Надо было в сене-то порыться, найти сухую полынь, траву окаянную, бесколенную, на всякий случай — умруны ее не терпят…
Можно, выйдя на свет, податься на север и сказать, что послал его старый Нурдаль Кожаный Мешок, и мешком в доказательство потрясти, только ведь и там не мед — зря, что ли, варяг поперся в такую даль искать службы у лютого князя?
Можно податься и на юг — там, за страшной высоты горами, после той самой битвы, в которой погибли чуть ли не все люди на свете, снова поднимаются из руин древние державы, и умелому воину всегда найдется дело, только ведь жарко у них, и сидеть придется, не по-людски скрестив ноги, и на пупок свой пялиться, словно в нем есть что-то хорошее.
Если же пойти на юго-восток, непременно уткнешься лбом в бесконечную стену из обожженного кирпича, охраняющую Чайную Землю. Перелезть через эту стену — полдела, только что за ней? Раскосые насельцы этой земли ловки драться без оружия, но против доброго кулака не дюжат. Скучно. В один час ложатся, в один час встают, детей зачинают по указу…
А на западе, за чернолесьем, по берегам теплых морей, живет люд богатый и гордый, все прочие племена почитающий дикими и подвластными. Вот туда бы двинуться, обломать им рога.
Но для начала неплохо бы просто выйти из-под земли на белый свет, но ход, как на беду, ведет все ниже и ниже…
Плохо горит осина, а все равно Жихарь разглядел впереди пару зеленых огоньков. Не в добрый час помянул он про Замогильный Люд. И что удивительно: пламени эти глазки вовсе не отражают, сами по себе светятся, словно гнилушки. Кто же это будет из троих возможных?
Жихарь остановился и подождал, пока умрун подойдет ближе. Нет, это не бойкий труп: у того из носу текут бесконечные сопли, и если утереть их чистым наговорным платком, тут он тебе в благодарность покажет клад. И не живой покойник, а то бы еще издали начал перечислять пронзительным голосом многочисленные Жихаревы грехи и преступления, пока не застыдил бы до смерти. Стало быть, ходячий мертвец-кровопивец.
Жихарь переложил факел в левую руку, а правой крепко взял осиновый кол острием вперед. Умрун был недавний, ядреный, на нем еще одежда не успела истлеть; вот оружия не было и не могло быть, к счастью или к сожалению.
Волосы белые, а лицо молодое и даже румяное, борода отросла до пояса, ногтей под землей тоже никто не стрижет.
Мертвец и сам остановился и улыбнулся. Зубы у него были уже нечеловеческие, длинные и широкие, и непонятно даже, как они в этом рту помещались. Зубы располагались в два ряда и ходили ходуном — слева-направо, справа-налево.
Такому хорошо грызть решетки и кандалы.
Жихарь сделал легкий выпад колом. Ходячий мертвец отпрянул к противоположной вогнутой стенке и как-то ловко принял телом ее изгиб.
— Не любишь, — заключил Жихарь, взял и ткнул колом повеселее и чуть вбок.
Умрун скользнул по стенке в сторону — туда, откуда пришел Жихарь. — Иди-иди, — велел воин. — Все равно тебе там ничего не обломится. Нынче умрунов кормить не велено — живым не хватает…
Мертвец стремительно нырнул головой вперед, норовя перекусить кол, но Жихарь вовремя спохватился и треснул его колом по зубам, основательно их проредив. Умрун взвыл и отпрянул.
— Не любишь, — повторил богатырь и продвинулся вдоль стенки вперед. Потом замахнулся факелом. — Во, и огоньку не любишь? Так иди с миром.