Там, где не слышно голоса
Шрифт:
Реле — одна из наиболее важных частей аппарата Морзе.
Настало время поведать о своем открытии людям. Морзе, подрабатывающий несколько последних лет частными уроками, решил показать новый аппарат ученикам. Большинство из них удивленно крутило головами, кое-кто за спиной у профессора многозначительно постукивал пальцем по лбу — мол, что с него возьмешь! Только один ученик явно заинтересовался удивительным переплетением проводов и колесиков на старом мольберте. Это был Альфред Вайл. У молодого Вайла было по сравнению с Морзе два бесспорных преимущества: техническая смекалка
Пожалуй, он был прав, старый господин Вайл! Но если бы Морзе только рисовал, кто знает, какими путями развилась бы телеграфия. Сколько лишних усилий было бы потрачено на изобретение нового способа связи, во всех отношениях более разумного и надежного, чем прежние неуклюжие магнитные стрелки с зеркальцами и зрительными трубками.
Альфред Вайл с толком использовал деньги, полученные от отца. Вскоре по чертежам Морзе были построены два приемных и передаточных аппарата. Вайл внес в них ряд усовершенствований. Мольберт и деревянные колесики были забыты.
Четвертого сентября 1837 года в здании нью-йоркского университета состоялось публичное испытание нового аппарата. Морзе — на одном конце здания, Вайл — на другом, передали историческую телеграмму:
SUCCESFULL EXPERIMENT WITH TELEGRAPH SEPTEMBER 04 1837
(Успешный опыт с телеграфом, сентября 04 1837)
Однако вместо восторга и успеха изобретателей ожидали насмешки. Почтенные профессора не высказали своих сомнений вслух, но зато студенческая молодежь резвилась, как могла. Насмешкам и шуткам не было конца. Ловко нас водят за нос эти Морзе и Вайл! Ведь их каракули не прочитал бы даже сам Шампольон, пятнадцать лет тому назад разгадавший египетские иероглифы! Треугольный маятник притягивался электромагнитом, а затем под влиянием силы земного притяжения возвращался в первоначальное положение. При этом на движущуюся ленту «записывались» странные прерывистые знаки, которые оба изобретателя якобы могли прочитать. Но кто им поверит!
Морзе и Вайл вынуждены были признать, что их азбука слишком сложна. Она внушала явное недоверие к изобретению. Ведь сами изобретатели, посылая и расшифровывая телеграммы, пользовались тетрадкой, в которой было записано значение различных комбинаций сигналов.
Нужно отдать должное Морзе. Неуспех четвертого сентября 1837 года не обескуражил его. Вместе со своим помощником Вайлом он вновь принялся за работу. Четыре месяца совершенствовали друзья аппарат. В то же самое время Морзе составил — из точек и тире — новую азбуку — так называемую азбуку Морзе. С тех пор прошло почти 150 лет. А люди все еще пользуются этой азбукой без существенных изменений. Что может быть большей наградой для изобретателя!
Прошло много лет после создания аппарата Морзе, но в сравнительно мало измененном виде он применяется до сих пор.
Аппарат Морзе записывал теперь не какие-то неразборчивые каракули, а четкие знаки, из которых можно было составить буквы алфавита. В этом мог легко убедиться каждый, кто двадцать четвертого января 1838 года присутствовал в большом зале нью-йоркского университета. Морзе и Вайл решили организовать новый опыт там же, где несколько месяцев тому назад их чуть не высмеяла собравшаяся публика. Пусть каждый, кто в силах отличить точку от тире, убедится, что по проводам, действительно, передаются сообщения, пусть решит, что перед ним: новое полезное и ценное изобретение или неудавшаяся шутка двух чудаков! Чтобы устранить все сомнения, Морзе расположил приемную и передаточную станции на огромном, по тому времени, расстоянии. Станции отделяло 15 километров. Это было в тысячу с лишним раз больше, чем в первый раз.
Опыт
Студенты толпились перед черной доской и списывали необыкновенную азбуку, позволявшую переговариваться по проводам точками и тире.
Не только сам аппарат, но и остроумно составленная азбука Морзе с самого начала привлекала внимание посетителей.
Морзе продемонстрировал свое изобретение перед конгрессом в Вашингтоне, перед членами правительства и даже перед самим президентом Соединенных Штатов Америки. Сенаторы, министры и президент были в восторге. Они хлопали изобретателя по плечу, поздравляли его — однако, как бы сговорившись ни словом не упоминали ни о деньгах, ни о практическом использовании изобретения. Только после долгих переговоров было выделено 30 000 долларов на строительство телеграфной линии между Вашингтоном и Балтимором. Но изобретателю придется немного подождать. Строительство телеграфной линии должен утвердить конгресс. А следующее заседание состоится через несколько месяцев.
Раздосадованный и оскорбленный равнодушием конгрессменов, Морзе покидает Вашингтон. Он еще не знает, что обещанного строительства телеграфной линии ему придется ждать целых четыре долгих года! Но если его изобретение не оценила Америка, может быть, успех будет сопутствовать ему в старой Европе. Опять приходится клянчить деньги у старика Вайла. На этот раз Вайл оказался сговорчивее. Он понял, что изобретение чудака-профессора сулит ему немалые барыши. Морзе садится на корабль и уезжает в Англию. Однако господа из адмиралтейства, министерств и правительства пожимают плечами. Совсем недавно они выбросили несколько десятков тысяч фунтов стерлингов на постройку оптического телеграфа Муррея. А сейчас их осаждают со своими патентами Кук и Уитстон. Нет, в услугах американца они не нуждаются. У них хватает и своих сумасбродов.
Париж тоже встретил Морзе неприветливо. Богатой телеграфной компании, построившей тысячи вышек телеграфа Шаппа, ничего не стоило доказать «несостоятельность» новой затеи и закрыть перед Морзе двери в нужные учреждения.
Какай-то нагловатый на вид чиновник не пожалел времени и показал Морзе дом неподалеку от бульвара Сен-Жермен, где в 1805 году покончил жизнь самоубийством Клод Шапп, не выдержавший организованной на него травли. Его обвиняли в том, что он якобы украл идею своего изобретения у английского министра Эджуорта, уже в 1763 году построившего для личных нужд оптический телеграф между Лондоном и Ньюмаркетом. Вы же знаете англичан!.. Ну, а общественность?… спросите вы, дорогой читатель. Общественность Парижа была в это время занята совсем другим: ее интересовала только что изобретенная фотография.
Всего несколько месяцев тому назад знаменитый французский физик Араго сделал в палате представителей сенсационное сообщение. Владелец театра живых картин, художник, «лев салонов» Дагерр, якобы, открыл чудесный способ рисования светом на покрытых серебряным порошком пластинках. Весь Париж, вся Франция бросилась в магазины оптических товаров и в столярные мастерские. Всем хотелось иметь неуклюжий деревянный ящик, при помощи которого можно было фотографировать. Морзе тоже увлекся новым открытием. Познакомившись с Дагерром, он прямо от его поставщика, столяра Альфонса Жиру, купил «настоящую дагерротипическую камеру», подлинность которой была засвидетельствована собственноручной подписью Дагерра. А теперь пора в Америку. Морзе становится фотографом. Он не прогадал на этом. Новое увлечение стало для него средством существования. Конгресс не торопится со строительством телеграфной линии. Америка недавно пережила очередной биржевой крах. Грозит кризис. Многие мастерские и фабрики закрыты. В портах стоят пустующие корабли. Нет покупщиков, нет товаров. Кому, спрашивается, в это время нужен телеграф?