Там, где свобода…
Шрифт:
Он еще не успел очухаться после первой попытки.
Теперь обе медсестры схватились за трубки. Потянули.
Желудок вывернулся наизнанку. Боль огнем обожгла каждую клеточку его существа. Поднялась из желудка на грудь. Боль. Нестерпимая жгучая боль. Пот заливал глаза.
Сестры отпустили трубки.
Прошло несколько секунд, прежде чем он смог вдохнуть.
— Вызовите доктора Пауэра, — сказала одна из них. Она посмотрела на него, как бы извиняясь. Будто была виновата. Вторая медсестра ушла. — Все будет хорошо, — сказала
Вошел врач. Бросил взгляд на трубки.
— Двойную дозу морфия, — деловито приказал он. Он точно знал, что делать. Он не раздумывал. Он стоял и ждал. Все в порядке. Исполняйте.
Сестра вколола ему двойную дозу.
— Теперь извлекайте, — велел врач.
Все окуталось серой дымкой. Он еще глубже погрузился в беззаботность. Он смотрел, как они тянут. Желудок выворачивался. Приросший к трубкам. Он чувствовал. Но боли не было. Как будто чужое тело. Это не имело значения. Двое людей что-то тянут.
— Рывком, — скомандовал врач. — Сильнее.
Сестры разом дернули.
Трубки выскочили. Его дыхание изменилось. Когда он вдыхал, что-то внутри трепетало, словно зыбь на воде. Он выдохнул. Вдохнул. Водяная зыбь расползлась.
Он в блаженстве закрыл глаза. Его тело, как и разум, было с ним. В равной мере.
Она сидела рядом. На стуле. Упершись взглядом себе в колени. Неподвижно. Может быть, спала. У нее были длинные каштановые волосы, висевшие вдоль лица. Но потом она пошевелилась и перевернула страницу. Она читала книгу.
Каждый раз, когда он вдыхал, поднималась эта зыбь. Приходилось дышать потихоньку. Что-то случилось с легкими. Что-то изменилось. Он скосил глаза вправо. Стеклянная стена. Раздвижная дверь. Он лежал в другой палате. Мимо прошла женщина в небесно-голубом. Медсестра. Она что-то говорила, обращаясь к впереди идущему. Слов он не слышал. Зашелестела переворачиваемая страница. Зыбь. Трепет. Как будто это у него в легких. Он перевел взгляд обратно.
Женщина смотрела на него. Это была Рут. Встав со стула, она подошла. Беззвучно. По крайней мере, он не слышал как. Хотя и напрягал слух.
— Как дела? — спросила она с улыбкой.
«Моя ли это жизнь», — подумал он. В голове была каша. Путаница. Где закончилась та жизнь? И где началась эта? Он молча размышлял, не пытаясь говорить.
— У тебя был сердечный приступ.
Со мной ли это?
— Тебе повезло.
Повезло.
Посмотрев на его грудь, она сказала:
— Отказало одно легкое.
Картинка перед глазами расплылась. Слева раздался шорох. Что-то промокнуло уголки его глаз. Платок.
— Они почистили тебе сердце. Целая корзина мусора получилась.
Он закрыл глаза. С какой нежностью она промокнула ему слезы. Он попытался произнести ее имя. Рут. Из шеи торчала трубка. Он чувствовал это. Его челюсть едва двигалась. Нёбо пересохло.
— Звонил Рэнди.
Он попробовал открыть глаза.
Когда его глаза снова открылись, Рут уже ушла. Стул был пуст. Он скосил глаза на стеклянную дверь, которая отъехала в сторону. Вошла женщина в голубом.
— А вы не спите, — заметила медсестра.
Он не знал, как на это отвечать. Наверное, надо улыбнуться. Болело. Может, он смеялся во сне? Он кашлянул. Он уцепился за свою боль. Будто она была частью его тела. Крепко схватился. А она схватилась за него. Улыбнуться, что ли? Но если он улыбнется, это может выглядеть по-дурацки. Это подсказывало лицо. И он просто закрыл глаза и стал слушать.
— Ваша жена пошла перекусить.
Он открыл глаза. Медсестра разглядывала экраны слева от кровати.
— Она сказала, что скоро вернется.
Жена. Боль усилилась. Боль вырвалась из его хватки. Прострелила его насквозь. Медсестра бросилась к нему. Приложила ладони к груди и нажала. Он весь промок от пота. До нитки.
— Вам больно?
Больно? Вот, значит, как? Он застонал. Заерзал в кровати.
Сестра обогнула кровать и подошла с другой стороны. Взяла шприц. С подоконника. Набрала лекарство. И сделала ему укол.
Боль притупилась. Рассыпалась.
— Вот и она, — сказала сестра. — Ваша лучшая половина.
В палату вошла Рут. Неся в руке бумажный стаканчик с кофе. Она была без пальто. Будто жила здесь. Он закрыл глаза. Голова провалилась в подушку. Все исчезло. Все. Не нужно было ни думать, ни чувствовать. Его тут не было. Отлично. Стоило лишь застонать.
Медсестры были как ангелы. Иногда, думая о них, он начинал плакать. Что-то на него находило. Один в палате со стеклянной стеной. Какие они добрые. Терпеливые. Они беспокоились о нем. Проверяли. Мыли его. Это было неприлично, но они, кажется, ничего не замечали.
Врач сказал ему, что каждому пациенту в кардиологическом отделении полагается своя медсестра. По медсестре на больного. Вот как.
— Следите за собой, — сказал врач, кивком указывая на его грудь. — И будете как супермен, когда к вам вернутся силы. Это не займет много времени.
Еще врач объяснял про девяносто процентов блокады в двух местах. Двадцать процентов блокады в третьем месте. Говорил другие слова. Угрожающе высокий уровень холестерина. Гиперфункция щитовидной железы. Язва. Это затрудняло выздоровление.
— Но мы справимся со всем, — успокаивал врач.
Он слушал, потому что у него не было выбора. Он лежал на спине. Под пластырем на груди скрывался шрам. Когда он впервые взглянул туда, то почувствовал себя мертвецом. Вскрыли. Снова зашили. Он удивлялся тому, что не было боли. Только если кашлять или чихать.
Когда приходила Рут, врач разговаривал с ней. Будто сообщал ей важную для нее информацию. Он рассказывал, сколько времени займет полное выздоровление. Что можно делать по истечении этого времени. Какие меры предпринимать.